свои законы. Он был способен на сарказм, едва став философом, когда напомнил некоторым христианам, пострадавшим от насилия, что «их Писание увещевает их переносить свои несчастья с терпением».50 Христиане, реагировавшие на эти законы оскорблениями или насилием, подвергались суровому наказанию; язычники же, прибегавшие к насилию или оскорблениям в общении с христианами, относились к ним со снисхождением.51 В Александрии языческое население питало особую ненависть к арианскому епископу Георгию, который занял кафедру Афанасия; когда он спровоцировал их публичной процессией, сатирически изображавшей митраистские обряды, они схватили его и разорвали на куски; и хотя немногие христиане защищали его, многие христиане были убиты или ранены в ходе возникших беспорядков (362 г.). Юлиан хотел наказать бунтовщиков, но его советники убедили его довольствоваться письмом с решительным протестом к жителям Александрии. Афанасий вышел из укрытия и вновь занял свой епископский престол; Юлиан заявил, что это было сделано без согласования с ним, и приказал Афанасию удалиться. Старый прелат повиновался; но в следующем году император умер, и патриарх, символ торжествующих галилеян, вернулся на свою кафедру. Десять лет спустя, в возрасте восьмидесяти лет, он скончался, богатый почестями и шрамами.
В конце концов страстная настойчивость Юлиана победила его программу. Те, кого он обижал, боролись с ним с изощренной настойчивостью; те, кому он благоволил, отвечали равнодушием. Язычество было духовно мертво; в нем больше не было ни стимула для молодости, ни утешения для печали, ни надежды на то, что за могилой. Некоторые новообращенные приходили к нему, но в основном в расчете на политическое продвижение или императорское золото; в некоторых городах восстановили официальные жертвоприношения, но только в обмен на услуги; в самом Пессине, на родине Кибелы, Юлиану пришлось подкупать жителей, чтобы они почитали Великую Мать. Многие язычники понимали под язычеством добрую совесть в удовольствиях. Они были разочарованы тем, что Юлиан оказался более пуританином, чем Христос. Этот мнимый вольнодумец был самым набожным человеком в государстве, и даже его друзьям было неприятно идти в ногу с его набожностью; или же они были скептиками, которые не слишком скрытно улыбались его устаревшим божествам и заботливым гекатомбам. Обычай приносить животных в жертву на алтарях почти угас на Востоке, да и на Западе за пределами Италии; люди стали считать это позором или беспорядком. Юлиан назвал свое движение эллинизмом, но это слово отталкивало язычников Италии, которые презирали все греческое, что не было мертвым. Он слишком много полагался на философские аргументы, которые никогда не доходили до эмоциональных основ веры; его труды были понятны только образованным людям, которые были слишком образованны, чтобы принять их; его вероучение было искусственным синкретизмом, который не пустил корней в надеждах или причудах людей. Еще до его смерти его крах стал очевиден, и армия, которая любила и оплакивала его, назвала христианина, который должен был стать преемником его трона.
V. КОНЕЦ ПУТЕШЕСТВИЯ
Его последней великой мечтой было соперничество с Александром и Траяном: установить римские штандарты в персидских столицах и раз и навсегда покончить с персидской угрозой безопасности Римской империи. С нетерпением он организовывал свою армию, выбирал офицеров, ремонтировал пограничные крепости, снабжал провизией города, которые должны были ознаменовать его путь к победе. Осенью 362 года он прибыл в Антиохию и собрал свои войска. Купцы города, воспользовавшись наплывом, подняли цены; люди жаловались, что «всего много, но все дорого». Юлиан призвал к себе руководителей экономики и убеждал их сдержать стремление к наживе; они обещали, но не выполняли, и наконец он «назначил справедливую цену на все и сделал ее известной всем людям». Возможно, чтобы заставить цены снизиться, он приказал привезти 400 000 модиев (пеков) кукурузы из других городов Сирии и Египта.52 Купцы протестовали против того, что его цены делают прибыль невозможной; они тайно скупали привезенную кукурузу, увозили ее и свои товары в другие города, и Антиохия оказалась с большими деньгами и без еды. Вскоре население осудило Юлиана за его вмешательство. Антиохийские умники высмеивали его бороду и трудолюбивое посещение мертвых богов. Он ответил им в памфлете «Мисопогон, или Ненавистник бород», остроумие и блеск которого вряд ли пристали императору. Он саркастически извинялся за свою бороду и порицал антиохийцев за их наглость, легкомыслие, экстравагантность, безнравственность и безразличие к богам Греции. Знаменитый парк Дафни, некогда священный храм Аполлона, был превращен в увеселительный курорт; Юлиан приказал прекратить увеселения и восстановить святилище; едва это было сделано, как оно сгорело. Подозревая христиан в поджоге, Юлиан закрыл Антиохийский собор и конфисковал его богатства; несколько свидетелей подверглись пыткам, а священник был предан смерти.53 Единственным утешением императора в Антиохии стал его «пир разума» с Либанием.
Наконец армия была готова, и в марте 363 года Юлиан начал свою кампанию. Он провел свои войска через Евфрат, затем через Тигр; преследовал отступающих персов, но был измучен и почти разочарован их политикой «выжженной земли», когда они сжигали все посевы на своем пути; то и дело его солдаты были близки к голодной смерти. В этой изнурительной кампании император проявил свои лучшие качества: он делил все трудности со своими людьми, ел их скудный рацион или даже меньше, шел пешком через жару и наводнения и сражался в первых рядах в каждой битве. Среди его пленниц были молодые и красивые персиянки; он никогда не нарушал их уединения и никому не позволял бесчестить их. Под его умелым командованием войска дошли до самых ворот Ктесифона и осадили его, но невозможность достать продовольствие вынудила отступить. Шапур II выбрал двух персидских вельмож, отрезал им носы и велел отправиться к Юлиану под видом людей, которые дезертировали из-за этого жестокого оскорбления, и привести его в пустыню. Они послушались; Юлиан поверил им и последовал за ними со своим войском на двадцать миль в безводную пустыню. Пока он вызволял своих людей из этой западни, на них напали персы. Нападение было отбито, и персы бежали. Юлиан, не заботясь о том, что у него нет доспехов, был первым в их погоне. Копье вошло ему в бок и пронзило печень. Он упал с лошади и был отнесен в палатку, где врачи предупредили его, что жить ему осталось всего несколько часов. Либаний утверждал, что оружие вышло из рук христианина, и отмечал, что ни один перс не потребовал награды, которую Шапур обещал за убийство императора.
