class="p1">От берега Круглого озера, в самом начале Туруханского волока, который протянулся до речушек Волочанки и Покольки, было полтора километра. У самой воды, в начале волока, стоял срубленный из бревен длинный амбар с дощатым пристроем, в котором хранилась “куба-оду” — шкура-лодка, которая предназначалась в качестве волокуши при перекочевках и перетасках. Тут же стояли телеги, снятые с осей, и запасные колеса, обитые железом; висела конская сбруя, крепко пропитанная дегтем. На другом конце волока, тоже очень близко у берега, стоял такой же амбар. Никаких признаков жилья поблизости не было. Куда и почему отсюда ушли люди — оставалось загадкой.
Туруханский (Енисейский) волок был давно уже заброшен. Сама лесная просека волока заросла мелколесьем из молодых сосен и берез, покрылась зарослями густого багульника, этим дивно пахнущим растением, которое не случайно получило название сибирской розы. На пологих берегах волока росли кусты голубики. Обнаженные участки дороги были плотно переплетены корнями деревьев, стлаником и цветистыми мхами. Только на высоких ухабах были еще видны лежки коннорельсовой дороги и кое-где торчали оси с колесами от тележек, остатки которых валялись недалеко. Как-то не верилось, что в этой невероятно дремучей глуши когда-то пролегал оживленный путь к златокипящей столице Сибири — Мангазее.
Речки Поколька, Волочанка и Парусная, которые начинались уже на другом конце волока, и впадающий в приток Таза — Худосей были очень узки. В самом истоке они были настолько малы, что лодка едва могла развернуться между берегами. Речки текли в сплошных зарослях ивняка, берез и черемух, и казалось порой, что лодка плывет в зеленом коридоре, как по парковой аллее. Места здесь красоты неописуемой. Одно есть здесь зло, которое отравляет всю эту прелесть летом, — это тучи комаров и мошек. Зато весной и осенью по красоте своей и благостному величию дремучей тайги, прорезанной тысячами речушек, рек и озер, — трудно найти места для сравнения. На этой земле с древних времен жили энцы — рода Муггади. Именно здесь, на этих землях, в начале XVII века возникла “златокипящая Мангазея”, расположенная в 300 верстах от устья Таза.
На всем пути по реке Худосей нам встретились два поселения энцев — Нензиных и Напозеевых. В стане Напозеевых жил старый шаман Юнус. Ему было семьдесят лет. Однако он выглядел моложе и был физически здоров. Причина тому — ежедневный физический труд — этот извечный кладезь здоровья и мудрости, далекий от суетности цивилизованного мира. Постоянное общение Юнуса с природой сделали его сильным и честным человеком. Это реальное осознание себя как частицы природы не мешало ему жить заботами и думами иного, запредельного мира, погруженного в мистические тайны и шаманские ритуалы.
В стойбище Юнуса мы прожили больше недели. По заданию Туруханского “Интегралсоюза” отчим занимался контрактацией договоров на заготовки предстоящего осенне-зимнего промыслового сезона среди местного коренного населения. Дела шли успешно, и в свободное время отчим и старый Юнус вели разговоры о вере, Христе, шаманах.
Юнус хорошо говорил по-русски. Мысли его были четкими, слова — простыми и весомыми. Его речь была без пустословия и дежурных фраз. Было хорошо видно, что при разговоре у него больше была загружена мысль, нежели язык.
Шаманы разные, как все люди, — неторопливо говорил Юнус. — Есть ворожеи, которые лечат людей. Если шаман откажет больному в помощи, то духи ему не простят. Они могут от такого шамана уйти, отобрать у него удачу на охоте, на рыбалке, отобрать пищу или даже могут царапать когтями, бить по лицу тынзяном, ремнями оленьих упряжек. Духи могут такому шаману послать болезнь. Шаман всегда должен помогать людям, такая его клятва.
Но ведь шаманы не только лечили людей. Они могли узнавать прошлое и говорить людям то, что с ними будет.
— Да, да, — согласился Юнус, — шаманы были разные. В роду Муггади, старики рассказывали, шаман Саларта, который жил на Худосее, был колдуном. За камлание он деньги не брал, но он все равно боялся властей и колдовал только тайком. Он шаманил только в новолуние. Когда всходила луна, он бросал ей монетки. Он видел в “том” мире много молний и слышал много грома, там же он видел судьбу человека. Там он искал людей, которые воровали оленей... В таком камлании, рассказывали старики про Саларта, он становился другим: злым, сердитым, громко на кого-то кричал, кого-то сильно ругал. Он был самый большой шаман из рода Муггади.
Другой шаман из нашего рода — Сойта, когда камлал, пел песни, играл на нерсюхе, умел ворожить и предсказывать наперед. Шаман Лодоседа отгадывал сны, мог ходить босыми ногами по горячим углям, колоть себе живот большим ножом, прокалывать себе спину.
Юнус называл многих старых шаманов, которые каждый по-своему могли делать многое. Во всех его рассказах угадывалось какое-то внутреннее знание народной медицины, народных былин и сказаний, примеров, с помощью которых шаманы, используя музыку, танцы и пение, подчиняли своей воле людей, владели той непонятной силой, которая до сих пор остается не более ясной, чем явление гипноза. Из рассказа Юнуса было также понятно, что некоторые шаманы не имели таких способностей, они просто обманывали народ. Но, как говорил Юнус, таких было мало.
Шаманами были и женщины. Шаманка Салерта, которая жила в устье Худосея, умела ворожить, говорить голосом белки, бурундука, глухаря. Когда все звери “собирались” в чуме, она разговаривала с ними: “... стой... стой... я тебя стреляю... ага, попала... упади... упади”.
— Расскажи, чему учил тебя отец?
- Отец много умел, многому учил. Он показывал, какие травы надо знать и собирать, как заговаривать разные болезни, учил петь, играть и плясать. Он учил “летать” к духам в “верхний” мир, разговорам с духами. Когда “разговариваешь” с духами и шаманишь, надо поминать Нуми-Торума, Христа и Николу-Чудотворца. Они делают шамана сильным. Отец учил меня выбирать себе “своих духов”. Он знал духов своего деда Таучия и Паравы. Теперь я знаю своего духа — это дух моего отца Выруя. Когда надо, я обращаюсь и к другим духам. Это можно. Но отец звал на помощь только тех духов, которые делают добро. Злых духов он не любил.
Юнус рассказал, что у него было восемь праздников в году, когда он в моменты новолуний камлал: осенью, когда видел последнюю стаю казары, улетающей на юг; весной, когда на чуме видел первую сосульку и прилет ворон и уток: осенью, когда видел первые желтые листья на березах. Зимой у него тоже было четыре праздника, из которых он особенно почитал Покров.
Юнус поведал и о том, что его отец знал все тринадцать полных лун, но он
