а на него – пестрый шелковый платок. Жилет же приблизился к своей окончательной форме – его больше не носили ниже талии. Примерно к 1815 году пальто и брюки были, по сути, такими же, как сейчас, вся экстравагантность стиля исчезла. Мужчины редко носили плащи, и когда суровой зимой 1809 года в Париже были введены меховые плащи, над их владельцами все издевались.
Простота стиля в одежде не помешала модникам уделять ей столько же внимания, сколько и раньше. В Вене молодые щенки, как недоброжелательно их называл Карл Дж. Вебер, меняли одежду по два-три раза в день, заключали контракты с портными, которые поставляли им новые наряды каждую неделю или месяц. Требовался особый талант, чтобы правильно расположить шейный платок и завязать бант. Слава Бо Браммелла[56] в этом отношении была неоспоримой.
Портрет Пьера Серизиа
Художник Жак Луи Давид, 1795
Бо Браммелл,
1810-е годы
Аксессуары мужской одежды, такие как шляпа и сапоги, соответствовали английской моде, как и пальто и кожаные бриджи для верховой езды, так как они были в высшей степени практичными и удобными. Круглая шляпа, похожая на матросскую, претерпела многочисленные трансформации, прежде чем тулья и поля приняли окончательную форму.
Сапоги постепенно вошли в моду в Париже в 1790 году, отчасти потому, что они пришли из Англии, отчасти потому, что были удобными для грязных парижских улиц. Они были приняты и в других странах, в Берлине мужчины не снимали их весь день и даже появлялись в них в обществе. Возможно, значение, придаваемое их изысканному блеску как критерию элегантности английскими кавалерами, могло иметь к этому какое-то отношение. Можно добавить, что лучший крем для обуви был получен в Англии.
Джозеф Вудхед с женой и шурином
Художник Жан-Огюст-Доминик Энгр, 1816
В 1789 году мужчины всё еще носили на голове тысячи маленьких торчавших завитков, а в 1791-м волосы стали длинными и гладкими, свисавшими до воротника или собранными сзади в короткую косичку. В 1798 году некоторые стали стричь их довольно коротко, в то время как другиеносиликудри, закрепленныегребнями. В1806годуволосыстригли довольно коротко сзади и оставляли длинными спереди, в 1809-м их снова завивали маленькими локонами. Наконец, вьющаяся шевелюра уступила место простым коротко остриженным волосам. Такой стиль прически доставлял меньше всего хлопот и не портился какой-либо шляпой.
Все пожилые и более консервативные члены общества в Германии, естественно, выступали против нового стиля одежды, в то время как молодые были в равной степени полны решимости принять его, даже те, кто состоял на королевской службе Пруссии, пока в 1798 году им не было объявлено, что ношение брюк и коротко остриженные волосы не соответствуют достоинству чиновника. Ландграф Кассельский прибегнул к решительному средству вызвать у гессенцев отвращение к новой французской моде: он приказал, чтобы закованные в цепи каторжники, которые подметали улицы и таскали тачки, а также женщины в исправительном доме были одеты по последней французской моде. Пий VII начал свое правление с таких же предосторожностей для сохранения хороших манер, какие соблюдал его предшественник в конце своего правления, кто запретил современные обтягивающие брюки и осудил «современную распущенную манеру одеваться». Но указы, запрещавшие определенные стили одежды, оказались столь же безуспешными, как и современные попытки ввести национальный костюм.
Когда мы представляем себе, в каком состоянии была Европа в течение десятилетия, о котором мы сейчас говорим, мы склонны подумать, что люди, должно быть, потеряли всякую радость и удовольствие от жизни в условиях вселенской беды и волнений. Но это было отнюдь не так, едва ли когда-либо мужчины и женщины жили в более быстром темпе или были более полны решимости развлечь себя, чем в этот период, потому что они не знали, какое новое бедствие может принести им завтрашний день. Мать Гёте в письме сыну из Франкфурта описывала всеобщее беспокойство и неопределенность жизни. Богатые люди, по ее словам, «сидят на упакованных сундуках, готовые в любую минуту бежать», а она сама устала от квартирантов – прусских солдат и готова продать свой прекрасный дом за любую предложенную сумму, чтобы избавиться от этого. Но при этом пожилая дама сетует, что не может получить свой журнал мод. Лилла фон Кюгельген[57] писала: «Все шатается у нас под ногами, но, несмотря на это, развлечения продолжают свое меланхоличное течение». Во Франкфурте-на-Майне в 1807 году плата за вход на публичные балы-маскарады была удвоена, чтобы предотвратить чрезмерную давку. Все искали развлечение главным образом в светских мероприятиях и театре, так как газеты в то время не годились для того, чтобы прогнать скуку.
Модная иллюстрация
Париж, 1802
Это была общая тема того времени, что с уничтожением аристократии, вызванным революцией, хорошие манеры, деликатность чувств и вежливость тоже исчезли. Плохие манеры недавно разбогатевших и пришедших к власти парвеню были темой бесконечных насмешек, которые не прекращались даже у трона. Сам Наполеон, перед которым пала вся Европа, очень боялся насмешек общества. Не зная правил этикета, он приказал всему двору пройти репетицию в соборе Парижской Богоматери перед его коронацией, а обряд его бракосочетания с Марией Луизой был проведен в точном подражании церемонии Марии Антуанетты. Общество сильнее индивидуума, каким бы высоким и могущественным он ни был, в конце концов, оно обязывает парвеню соответствовать установленному правильному поведению. В Париже после террора считалось хорошим тоном оплакивать оставшихся представителей аристократии, которые только что были освобождены из тюрьмы и выглядели бледными и истощенными.
С изменением социальных отношений произошли соответствующие изменения и в общественных развлечениях. Менее претенциозные и достойные граждане не были связаны никакими условностями и могли развлекаться так, как им заблагорассудится. Они не заботились о галантности и предпочитали более простую форму общения. Когда они встречались, главным предметом обсуждения была культура, и клубы чтения вошли в моду. Пьесы читались вслух, каждый из присутствующих играл своего персонажа, в то время как другие были заняты, дамы предпочтительно рукоделием. Фрау Гёте дает нам оживленное описание таких собраний в своем дневнике, на которых вслух читались «Дон Карлос» и «Валленштейн»[58]. Гёте читал лекции собравшимся дамам. Дом хормейстера Рейхардта был центром меломанов, здесь главным удовольствием была музыка. Пение культивировалось как в семейном кругу, так и среди друзей. Мандолина или гитара были у каждого в руках. Струнные инструменты были предпочтительнее фортепиано, даже для домашней музыки.
Чаепития теперь вытеснили кофейные вечеринки. Обеды в полдень по-прежнему состояли из последовательных блюд: семь или восемь блюд из жареного мяса, рыбы, птицы, салатов и пирогов, которые подавались на стол вместе, в то время как хозяин сам подавал и приглашал гостей за стол. Овощи и фрукты ценились только в межсезонье, зимой
