со мной разведётся. Для него имущество — это очень важно, а тут он получит всё, сто процентов. От такого варианта он не откажется. Никаких чувств между нами нет, да и не было никогда.
— Тогда, прости, зачем вы поженились? — с усилием произнёс Богдан.
— Глупо звучит, но оба мы женились по расчёту. Он не может иметь детей, чем-то переболел в детстве, я, признаться, не вникала. А тут хорошие дети, двое разом. А с моей стороны… просто из удобства.
— Парасенька, ты сильно всё упрощаешь, — он потёр середину лба. — Да, сильно упрощаешь. Я абсолютно не знаю твоего мужа, разве что прочитал в интернете в связи с тобой, но для меня совершенно ясно, что он не заслуживает того, чтоб о нём говорить с такой лёгкостью. Он, безусловно, масштабная личность, и я его очень уважаю.
— Но ты же его не знаешь, — удивилась Прасковья.
— Разумеется, не знаю, — подтвердил Богдан. — Но одно то, что человек создал значительный бизнес — уже говорит о том, что это масштабная личность. Бизнес соразмерен человеку. Мелкие людишки способны только критиковать правительство и требовать пенсий. Бизнесы создают крупные люди. И второе, — он грустно улыбнулся. — То, что этот человек… не будем тревожить слово «полюбил» — скажем «обратил внимание» на тебя и даже решился связать свою жизнь с твоей, и ты ведь согласилась! — это говорит о том же самом. Это масштабная личность с безупречным вкусом.
— Это косвенный комплимент самому себе? — насмешливо спросила Прасковья.
— Нет, — отверг Богдан её насмешку. — В моём случае было иначе. Ты мне была дана свыше. Ты — моя судьба, моя суженая. К тому же я не создал никакого бизнеса, — улыбнулся он. — А что до вкуса, — добавил он после небольшой паузы, — то да, у меня хороший вкус. Словом, коротко говоря, твой муж не заслуживает того, чтобы отодвинуть его как мелкое препятствие или обронить по дороге. Это плохое свойство, вероятно, имманентно присущее женщинам: если не люблю — значит, плохой. Анна Каренина, сколь я помню, тоже нашла массу недостатков и даже пороков в своём муже, когда изменила ему. И это было крайне несправедливо и дурно. Мне неприятно думать, что в этом ты похожа на неё.
7
— И что, мы должны во имя масштабного человека жертвовать своими мелкими жизнями, Богдан? — Прасковья погладила его руку.
— Парасенька, родная моя, — он сбился с критического тона. — Я хочу сказать только одно. Прошу тебя всё хорошо обдумать. Я со своей стороны приму любое, я подчёркиваю: любое твоё решение. Я заведомо готов на любое место в твоей жизни, какое ты только захочешь мне отвести. Но это должно быть твоё, и только твоё решение.
— Почему моё, а не наше общее? — удивилась Прасковья.
— Потому что моё желание быть с тобой — неизменно и… и просто по-другому быть не может. Я безусловно хочу жить с тобой. И не просто жить, а быть твоим мужем. Это самое прекрасное, что я могу себе представить. Тут нечего обсуждать. Знаешь, ещё сутки назад я и помыслить об этом не мог, — он замолчал, глядя куда-то внутрь, возможно, в глубины прошлого. Потом всё-таки сделал усилие над собой и закончил. — Свободное сожительство, признаюсь, было бы мне несколько тягостно, но и его бы я принял. И даже эпизодические встречи постарался бы принять. Да что «постарался» — принял бы, конечно. Так что всё зависит только от тебя. Со своей стороны, я хотел бы одного: чтобы любое твоё решение не создавало тебе трудностей и проблем. Хотя бы больших. Потому что трудности всё равно будут. Но я всё-таки хочу, чтобы любое твоё решение хотя бы не слишком ухудшало твою жизнь. И семейную, и служебную. Ты же понимаешь, что брак или сожительство — безразлично — с таким мутным типом, как я, очевидно, не укрепит твоё служебное положение и не улучшит имидж. Подумай об этом, хорошо подумай.
Она улыбнулась:
— Когда родились наши дети, мы только что привезли их из роддома, и было какое-то недоразумение с моей мамой — помнишь? И ты тогда назвал себя мутным типом. Помнишь?
Он кивнул.
— И я тогда сказала, — продолжала Прасковья, — что желаю нашей Машке в будущем быть такой же счастливой, как я с моим мутным типом. — Богдан смотрел куда-то внутрь себя, рассеянно улыбаясь.
— Я ведь люблю тебя, Богдан, — Прасковья положила ладонь на его руку и не убрала. — И всегда любила. И всегда буду любить. Остальное как-то сложится. Сказать по правде, единственное, что меня беспокоит, это твоё здоровье. Вот этим мы с тобой должны заняться. А остальное я обдумаю, постараюсь как-то организовать. Как ты, вероятно, догадываешься, кое-какие возможности и связи у меня есть.
— Моё здоровье предоставь, пожалуйста, мне, — Богдан чуть прищурился, что в прежней жизни всегда означало у него скрываемое раздражение. — А вот чтобы тебе лучше думалось: я мутнейший гражданин Австралии Theodor Light, приехавший сюда в качестве приглашённого профессора для чтения лекций по прикладной лингвистике. По нынешним политическим нравам, как мне они видятся при торопливом и поверхностном ознакомлении, меня следовало бы немедленно выслать. Разумеется, читать лекции по прикладной лингвистике я могу и буду, мне есть, что сказать им. Но обратившись в австралийские университеты, российские компетентные товарищи такого лингвиста там не найдут. Если посмотреть по научным публикациям — они есть под этим именем, но буквально единицы. Возникает вопрос: что за нужда такая приглашать эдакого специалиста? И кто его пригласил?
— В самом деле — кто же? — заинтересовалась Прасковья.
— Этот вопрос, по-моему, ответа не имеет. Но в чертовской канцелярии сделали так, они умеют.
— Но подожди, ты завтра или в другой день будешь читать лекцию. Кто-то из научной среды с тобой созванивается, сообщает тему или ты ему сообщаешь свою тему, вы согласовываете, куда приходить, что говорить. Вероятно, изображая австралийца, ты будешь говорить по-английски, значит, кто-то должен переводить? Или сейчас уже не переводят? Или ограничиваются автоматическим переводом? Тебе российским консульством была выдана виза — значит, всё более-менее в порядке. Твои покровители о тебе позаботилось.
— Мои позаботились, но не слишком. А теперь я расскажу, как это выглядит со стороны российских компетентных товарищей, — он невесело усмехнулся. — Полусамодеятельный шпион, крайне кустарно залегендированный, приезжает в Москву и, о удача! Не зря говорят, что дилетантам и дебютантам везёт. В тот же день, прямо напротив Кремля, он знакомится с чиновницей максимально высокого ранга. Шпион староват и потрёпан жизнью, но со следами былой очаровательности. — Прасковья улыбнулась, показывая, что помнит, как в
