дать адрес Веры Игнатьевны, бывшей заведующей. Если кто и знает в Куйбышеве про символы и знаки, то только она, она этим профессионально занималась. И у нее огромная личная библиотека.
Вера Игнатьевна жила в длинном деревянном бараке, и Коле с отцом Серафимом пришлось искать ее дверь в темном узком коридоре. Мальчишка лет десяти вышел из освещенного прямоугольника общей кухни в конце коридора, на ходу вгрызаясь в горбушку, внимательно посмотрел на священника и остановился.
- А ты пацан, не знаешь, где Лебедева Вера Игнатьевна живет? – обратился к нему Коля.
- Чокнутая? Вон та дверь, где ручка оторвана, – ответил мальчишка.
На одной из двери ручка действительно держалась на честном слове.
Серафим деликатно постучал в дверь, которая тут же распахнулась и на пороге появилась высокая худая старуха, которая закричала ему в лицо:
- Оставьте меня в покое!
Увидев священника в сопровождении милиционера, она осеклась, высоко подняла брови и едко сказала:
- Ну священник по мою душу, очевидно, хотя рановато еще. А милиции что надо..? Соседи вызвали?
- Мы, собственно, к вам за консультацией... В центральной библиотеке дали ваш адрес.
В крошечной комнате Веры Игнатьевны было все заставлено до потолка – два огромных шкафа с книгами занимали две стены, стопки книг громоздились на подоконнике, под столом и даже под кроватью. Над небольшим гобеленовым ковриком красовалось вздутое влажное пятно от протечки, стул и кресло были завалены разномастной одеждой, в ворохе которой Коля увидел и летнее легкое платье, и пальто с клочковатым, побитым молью воротником.
Но комната была светлая, с большим окном, и Коля исподтишка рассматривал хозяйку – прямая, как палка, с неаккуратно завернутыми в валик седыми волосами, хищным вислым носом и оттянутыми мочками ушей с крупными тяжелыми серьгами, она была похожа на ведьму. В вырезе потертого бархатного платья виднелась желтая сморщенная кожа, длинные узловатые пальцы с большим кольцом со сверкающим камнем напоминали лапу птицы. Коля бы дал ей лет девяносто, если бы не ее необыкновенная энергичность – старуха быстро смахнула со стула одежду, сделав священнику пригласительный жест, взяла мундштук со стола и закурила папиросу, меряя шагами комнату.
- Вечная война с соседями, – проворчала она. – И все из-за Клавдии. Я попросила не оставлять мусор в раковине, на что она назвала меня белогвардейской сволочью. А ее сын мне дверную ручку оторвал.
- А почему она назвала вас белогвардейской сволочью? – поинтересовался Коля.
- Потому что так и есть, – ядовито ответила Вера. – Мой отец был офицером царской армии, и в годы гражданской воевал под началом полковника Каппеля. Впрочем, вы же не мою биографию пришли слушать? Выкладывайте, что там у вас.
- Можете нам помочь вот с этим…– отец Серафим вынул свою мятую бумажку и протянул старухе.– Что может означать этот символ?
Вера Игнатьевна, сощурившись, всмотрелась в бумажку, подняла на священника настороженные глаза.
- Где вы это нашли? Где именно было это изображение?
- На иконе, – встрял Коля.
Старуха изумленно открыла рот, ахнула и с размаху села на кровать.
- На какой иконе?! На какой?! – воскликнула она.
- Ну, то есть это не совсем икона… – промямлил священник, озадаченный ее реакцией.
Коля, которому так никто и не предложил сесть, пожал плечами и рассказал ей всю историю – от застывшей Зои до похода в дом Агнессы.
- Боже мой… – простонала Вера Игнатьевна, сжимая ладонями щеки. – Все не просто плохо, а очень плохо, вы даже не представляете, до какой степени. Впрочем, редкая удача, что вы пришли именно ко мне. Я много лет собирала книги по оккультизму.
Вера Игнатьевна вынула из шкафа тощий томик в самодельном переплете, положила перед священником, раскрыла на случайном месте. Коля увидел не слишком ровные строчки машинописи и прямо поверх текста от руки нарисованные символы.
- Пришлось перепечатывать в спешке, да еще и переводить на ходу – оригинал мне дали всего на несколько дней. Это откровение от сэра Алистера Кроули, английского аристократа… впрочем, его имя вам наверняка ничего не скажет.
Закурив новую папиросу, старуха начала рассказ:
- В Европе Кроули весьма известен продвижением идей оккультизма и сатанизма. Он проводил спиритические сеансы, общался с духами, чертил пентаграммы и занимался прочей ерундой. Вот только правда состояла в том, что на самом деле у него ничего не получалось – разговор с духами имитировал приятель-чревовещатель, а столы в воздух поднимал лакей специальным устройством. Сэр Алистер привлекал много народа на свои сборища, но сам страшно переживал, что, по сути, является шарлатаном. Вероятно, все его вечера в конце концов заглохли бы, если не Мери Станфорд. Ее привел кто-то из его многочисленных гостей, и девушка после яркого представления с зеркалами и загробными голосами подошла к Алистеру и сказала, что в курсе, что все это только ловкая постановка. Кроули особенно не обеспокоился, все равно никто всерьез к этому не относился, тут было самое главное – красочность ритуала и таинственный полумрак, в котором джентльмены могли безнаказанно трогать дам за оголенные руки. Но Мери сказала, что может провести настоящий сеанс связи с потусторонним, но сделает это только наедине с Кроули. Тот пожал плечами и согласился – девушка была прехорошенькой.
В назначенный день он принял Мэри в своем кабинете, лежа на кушетке – она положила смоченный в воде платок ему на глаза и прижала к платку ладони. Что было потом, в точности неизвестно, Алистер Кроули в своем дневнике пишет, когда он очнулся, Мэри не было в комнате, платок валялся на полу, осыпанный чем-то вроде цементной пыли, а глаза его болели и слезились. Все последующие дни в его голове всплывали отрывками воспоминания, которые он скрупулезно записывал. Итак, вот что увидел Кроули во время этого единственного настоящего сеанса: он увидел храм, стоящий не в нашем и не в загробном мире, а как бы повисшим между небытием и миром живых, который он назвал Запредельными Пажитями… Ну, то есть это я так перевела. Те, кому не посчастливилось попасть туда после смерти, становились частью паствы нечистого. Они молились в храме Сатаны, возвеличивая его силу и приближая момент, когда он сможет сойти на Землю и подчинить ее себе. Сердце этого храма – иконостас, и немногие избранные создают иконы для
