него, держа особенный пост из мертвой плоти. Когда икона готова, иконописец должен пойти на ближайшее кладбище и найти там вход – его пост из мертвечины должен открыть ему способ войти в Запредельные Пажити. К сожалению, сэр Алистер не говорит в своем дневнике, какой это способ, обозначая его туманным «заронить зерно в могилу».
Пишут иконы особенные люди, отчаявшиеся настолько, что решили бросить вызов самому создателю – когда иконостас будет готов, молитва паствы станет настолько мощной и деятельной, что именно Сатана, а не мессия сойдет на землю. И это будет день конца, потому что Бог увидит, что количество праведников настолько малО на земле, а нечестивые преобладают. И этот знак – восьмерка, лежащая на перевернутом кресте – это знак храма Сатаны. Очевидно, именно поэтому вокруг Зои и вас так вьется нечисть, они ждут, когда девушка выпустит икону, она им необходима.
- Вы хотите сказать, что Зоя держит одну из таких икон? Ту, что предназначена для иконостаса Сатаны? – дернув себя за бородку, спросил отец Серафим.
- Я уверена, что это так. А я-то, дура старая, думала, что это слухи, про окаменевшую девку…
Коля шумно вздохнул и выдохнул:
- Это звучит, как бред сумасшедшего.
- А застывшая Зоя – не бред? – усмехнулась старуха.
- Мертвые пальцы в доме Агнессы! Так она их ела! – ахнул священник. – Это ее особый пост! Это икону нужно немедленно уничтожить! Но как? Как вынуть ее из рук девушки?
- Уничтожить – никак, – коротко сказала старуха, затушив окурок в пепельнице. – Не в вашей это власти, отче, такие вещи уничтожать. Да и вынимать не стоит торопиться, пока икона в руках Зои, мы в безопасности.
- Что же нам делать?
- Сделать можно только одно – закрыть окно в иконостасе, предназначенное для этой иконы. Тогда она станет бесполезна, а иконостас останется не завершенным.
- И как же это сделать? – уставился на Веру Игнатьевну Серафим. – Сойти в ад?!
- Ну, строго говоря, Запредельные Пажити это не ад, не нагнетайте, батюшка. Но другого способа нет. И сделать это надо как можно быстрее – вы же сами сказали, что девка держится из последних сил. Поверьте, как только она выпустит икону, нечисть найдет желающего отнести ее куда следует.
- А сами эти… ну… черти, или как их там… Сами они отнести не могут? – спросил Коля.
- Нет. Нужен человек. У человека свободная воля, только он может. Но они будут беречь икону.
- А как закрыть это окно? Чем? – снова дернув себя за бороду, спросил священник.
- Нужна противоположность, разумеется. Нечто благочестивое и священное. К примеру, икона Николая-чудотворца.
- Кощунство какое, – скривился Серафим.
Вера Игнатьевна задумчиво постучала указательным пальцем по мундштуку:
- Это все не шутки, батюшка. Нам надо найти способ проникнуть туда. Алистер Кроули пишет в своем дневнике, что в откровении он видел полностью заполненный иконостас, и только одно место было свободно. Вполне возможно, что та икона, которую держит Зоя, последняя.
Отец Серафим бегло пролистал книгу, пощипал бородку и быстро произнес:
- Дайте мне, Вера Игнатьевна, почитать ее..?
Старуха фыркнула, придвинула книгу к себе и энергично замотала головой:
- Даже не думайте. Если хотите, можете приходит ко мне и тут читать. Я могу предоставить еще несколько прелюбопытных книг, информация в которых некоторым образом перекликается с тем, что привиделось сэру Алистеру в его галлюцинациях. Есть, к примеру, статья в дореволюционном еще журнале этнографа Юрия Введенского, который собирал материал для научных изысканий на Алтае, и одна старуха поведала ему интересную легенду о «нечестивом храме посреди жизни и смерти». Правда, как туда попасть, старая дуреха, к сожалению, не поведала.
Когда они вышли от Веры Игнатьевны, Коля спросил:
- Почему вы не сказали ей про записную книжку? Она упоминала, что вход в эту церковь Сатаны идет через могилы… наверняка это связано с этими покойниками из ее книжки.
- Потому что дама сия слишком самоуверенна и порывиста, – усмехнулся священник. – И знает много больше нашего. Думаю, если поделиться с ней этими записями, она, чего доброго, сунется в эти чертовы Пажити одна. Приму-ка я приглашение, и ознакомлюсь с ее книгами и журналами.
***
Коля решил не отставать от отца Серафима и отправился с ним к Вере Игнатьевне. Он пытался читать через его локоть, косясь в книгу левым глазом, но сдулся на первых же страницах, когда автор долго и нудно описывал спиритический сеанс и волнующую линию груди в полумраке какой-то миссис Бингл. Вера Игнатьевна рассмеялась каркающим сухим смехом, глядя на унылое Колино лицо, похлопала его по плечу и принесла бутылку кагора и две рюмки.
- Плюньте, Николай. Дневник писан скучно и многословно, и сэр Алистер то и дело отвлекается на описание дамских прелестей или манер какого-нибудь не слишком симпатичного ему гостя. Я весьма утомилась переводить сей опус, и если честно, нужную информацию пришлось выковыривать по крупицам.
- Кстати, а этот буржуй что-то писал, как оттуда выйти? – озвучил Коля неожиданно пришедшую ему в голову мысль. – Положим, мы поймем, как войти, а выйти то как?
- А вот это, как ни странно, он описал, – Вера Игнатьевна разила кагор по рюмкам и сунула Коле миску с мочеными яблоками.
- И как же? – отвлекся от чтения Серафим.
- Вообще там описано несколько способов, выйти легче, чем войти. Но мне больше всего понравился способ с талисманом. Обратно выведет оберег, но оберег настоящий, ну, что-то вроде намоленной иконы – он должен работать, быть эффективным.
- И у вас такой есть? – спросил Коля.
- На ваше счастье, есть.
Вера Игнатьевна вынула из-за ворота блузы цепочку с грубо сработанной подвеской, в которой угадывалась какая-то старинная монета.
- Вот она, моя личная реликвия. Переходит из поколения в поколение. Есть у нас предание семейное: наш предок был знатного сословия, многого достиг, и так загордился и возвеличился, что пропало у него смирение перед Богом и жалость к простым людям. Однажды пожаловал он к обедне, да пришел на церковный двор с дядьками и целым выводком слуг, которые отгоняли от него нищих. И крикнул
