кое-что, – настаивала Фэйт. – И ещё слышала кое-что.
Вундер снова помотал головой, на этот раз энергичнее.
– То, что ты видела, тебе наверняка показалось, – сказал он больше себе, чем ей.
– Не говори мне, что я видела и чего не видела, Вунди! – вскричала Фэйт.
– Ш-ш-ш! – Ребята пялились на них. Он хотел уйти, но был абсолютно уверен, что она пойдёт за ним. Она не собиралась сдаваться. – Ладно, – вздохнул он. – Что, по-твоему, ты видела?
Фэйт сжала руками мантию и наклонилась к нему.
– Тени в окнах, – сказала она снова тихим голосом, словно делилась с ним секретами. – И однажды я слышала плач – детский плач. И мой дедушка… – Она резко замолкла и надела на голову капюшон. Она молчала, не произнося ни слова, почти минуту. Вундер задавался вопросом, не сказать ли ему что-нибудь, не сделать ли что-нибудь. Затем она сбросила капюшон. – Мой дедушка как-то говорил, что однажды видел, как те спирали двигаются, крутятся! – Она победно кивнула. – Что ты на это скажешь?
Впервые со дня похорон Вундер почувствовал, как его каменное сердце потеплело. Фэйт тоже видела тени в Портал-Хаусе. Её дедушка тоже видел, как спирали крутятся.
Но Вундер не хотел, чтобы это было правдой. Это не могло быть правдой.
– Раньше в этом доме никто никогда не жил! – воскликнул он. Теперь уже он кричал, и все вокруг смотрели на них.
Фэйт предупреждающе подняла палец. Вундер был уверен, что она снова раскричится. Или, может, ткнёт его пальцем в глаз.
Вместо этого она глубоко вдохнула через нос. Её лицо снова стало непроницаемым. Она опустила палец.
– Ладно, – сказала она. – В Портал-Хаусе не происходит абсолютно ничего сверхъестественного, что нужно расследовать. Так что давай вместо этого отправимся на милую, обычную, скучную прогулку, хорошо?
Вундер хотел сказать, что не возьмёт её с собой. Но всё же решил этого не делать.
Глава 11
Пока они шли по городу, Вундер старался не делать три вещи. Во-первых – не прокручивать в голове слова Фэйт: он видел, как те спирали двигаются.
Во-вторых – не обращать внимания на своё каменное сердце, всё ещё не такое уж и холодное. В-третьих – не думать о том, будет ли ведьма снова сидеть на крыльце и махать ему. Он старался всего этого не делать, но во всех трёх случаях – безуспешно. Однако Фэйт не позволила ему остаться наедине с собственными мыслями.
– Куда мы идем, Вунди? – спросила она, пройдя несколько метров.
– Просто погуляем, – неопределённо сказал Вундер.
– Погуляем? С какой целью? Чтобы обнаружить что-то? Помедитировать? Достичь просветления? Я многое знаю о просветлении. Мы с дедушкой иногда об этом говорили. Маме это не нравилось, но мой дедушка был очень открыт новым идеям. Он говорил: если хочешь достичь просветления, придётся принять, что в этой жизни ничто не вечно. – Она сделала паузу. – Сомневаюсь, что я очень просветлённая.
Вундер думал о своей сестре. Что может быть менее вечным, чем восьмидневный ребёнок? Но принял ли он это?
– Я не пытаюсь достичь просветления, – сказал он. – Я… – Он глянул на неё краем глаза. – Я вчера снова ходил на кладбище. И подумывал пойти туда ещё раз.
– Три дня подряд в обществе мёртвых? – Фэйт медленно покачала головой, чёлка колыхнулась над бровями. – Это довольно меланхолично, Вунди.
– Нет, это не так, – запротестовал Вундер. – Я не… Мне нужно было кое-что оставить там, и мне не удалось…
– В меланхолии нет ничего плохого, – сказала Фэйт. – Почему бы не провести время на кладбище? – Она вцепилась в мантию руками, обтянутыми чёрными перчатками. – Пойдём.
Кончики листьев на деревьях в лесу наконец начали становиться красными и золотыми. Там было тихо, а на кладбище Бранч-Хилла, как всегда, было пусто.
– Ну, чем займёмся? – спросила Фэйт, когда они прошли глубже. Она говорила приглушённым голосом, и Вундеру стало интересно, не чувствует ли она себя так же, как он: как будто они и впрямь не должны здесь находиться. – Разве в вашей религии не положено всё время посещать могилы и молиться за умерших?
– Наверное, – сказал Вундер и тут же вспомнил, что до сих пор видел здесь только семью Фэйт. – Но я не стану этого делать. Я не стану молиться.
– Я здесь не для того, чтобы заставлять тебя молиться, Вунди, – сказала Фэйт.
Теперь, когда они были там, Вундеру захотелось уйти. На него снова накатило то же чувство одиночества и замкнутости, которое он испытал вчера. Вокруг были сотни надгробий, каждое из которых принадлежало умершим, все они были изолированы, одиноки. Это было ужасно, практически невыносимо.
– Нас окружают мёртвые, – сказала Фэйт, словно прочтя его мысли. Она натянула капюшон.
– Это так, – подтвердил он.
– Самое странное, – добавила девочка, – что когда я увидела тебя на похоронах, то подумала, что почти у каждого, кто погребён здесь, есть семья в городе. Почти каждая семья в городе кого-то потеряла.
Вундеру раньше не приходило это в голову. Гибель сестры казалась ему чем-то личным, чем-то, что касалось только его. Но Фэйт была права. Не только он испытывал подобное одиночество. Все в Бранч-Хилле – все в мире – испытывали его. Или однажды испытают.
Он вспомнил, что мама однажды сказала, когда рассказывала историю его рождения.
«Знаешь, – сказала она, – твое рождение полностью изменило мою жизнь. Не сам процесс твоего рождения – это было ужасно. Но когда я взяла тебя на руки после, мое сердце наполнилось такой любовью: это было такое всеобъемлющее, такое чудесное чувство, что я с трудом могла дышать. И мне казалось таким странным и таким замечательным, что столько матерей по всему миру – столько матерей в истории… миллиарды матерей! – чувствовали то же самое».
Вундеру казалось, что он испытывал похожее чувство, когда делал записи в Чудесах. Как будто что-то соединяло его душу с душами других людей, связывало его с ними и их друг с другом, и всех их – с загадками и любовью, окружающей их.
И если бы этим всё и заканчивалось, думал Вундер, тогда мир был бы поистине чудесным местом: все были бы связаны одним и тем же внушающим благоговение чувством.
Но была ещё и смерть. Она меняла жизнь, заглушала все другие чувства, была невозможно ужасной. В мире существовали миллионы и миллионы чудес, которые просто не произошли.
Теперь они были у подножия холма. Именно там он вчера выронил Чудеса. Но дневника нигде не было видно.
Он топтался на одном месте, осматриваясь, когда Фэйт прервала его поиски.
– Что это там? – Она показала на голый холм Бранч-Хилл. Её мантия взметнулась от
