Она была моей лучшей подругой. Матушка Роза и девочки из борделя тоже мои друзья, я их очень люблю, но Эрли… она была для меня особенной. Я никому не рассказывала того, что говорила ей. Но почему-то сегодня, глядя в голубые глаза Дин, мне вдруг захотелось вновь это сделать. Рассказать о том, что меня мучает.
— Я горжусь тобой, Шани, — прошептала матушка Роза, погладив меня по голове. — Очень горжусь. И твоя мама тоже гордилась бы тобой.
— Спасибо. А знаете, матушка Роза… я сегодня встретила одну девочку… Она сказала, что в академии есть зал памяти, и там выставлены портреты всех, кто окончил академию. Значит, там можно найти и мамин портрет?
Мне так хотелось вновь увидеть маму. Хотя бы так — на портрете. У меня не осталось ни одного её изображения. Да и вообще почти ничего не осталось…
Рука матушки Розы, которой она гладила меня по волосам, остановилась. Я услышала тихий вздох, а потом не менее тихий ответ:
— Не нужно, Шайна. Не ищи её там.
Я на миг задержала дыхание от удивления.
— Что вы такое говорите?..
— Я не шучу. Не нужно, не ищи. Она осталась в твоей памяти, она живёт там, храни её. А в академии не ищи.
Я нахмурилась. Матушка Роза никогда не давала мне дурных советов и была не склонна к дурацким запретам, так почему же сейчас…
— Почему…
— Шайна, я не могу сказать. Просто поверь и не ищи. Тебе это не поможет, да и легче никому не станет.
Что значит — никому легче не станет? А кому ещё должно стать легче, кроме меня?
Матушка Роза между тем продолжала:
— Кара умерла и унесла все свои тайны с собой. Не нужно пытаться…
— Что — пытаться? — прошептала я, чуть приподнимаясь на постели. — Я не собираюсь пытаться, я просто хотела увидеть маму ещё раз.
Матушка Роза не стала отвечать. Только покачала головой, наклонилась, поцеловала меня в щёку и вышла из комнаты.
А я вновь опустилась на подушку и закрыла глаза.
11Триш… Триш Лаира.
Ей нравилось.
В окне дома мелькнул чей-то силуэт. Аля вскинула голову.
— Там кто-то есть, да, Триш?
— Да. Бабушка.
Женщина встала с лавочки, бросила Риланду: «Присмотри за ней» — и зашла в дом.
Там было темно, пахло сырым деревом, кислым молоком и капустой. А ещё пеплом. Неприятно, даже нос зачесался.
Она прошла дальше, в гостиную, потом на кухню. За столом, покрытым какими-то разводами, сидела пожилая женщина. Седые волосы, грязные и спутанные, бельмо на одном глазу, второй же смотрел ясно и остро.
— Зря ты это, — сказала женщина, поднимая деревянную кружку и делая глоток. — Лучше бы её убили.
Аля улыбнулась уголками губ и села напротив, на обожженный табурет.
— Почему вы так думаете?
— Брось ты выкать. Кто я тебе, принцесса, что ли? Я бы тебе могла «вы» сказать, да не хочу. Не привыкла я, уж извини. А эта девочка…
— Она твоя внучка?
Женщина кивнула.
— Моя.
— И ты хочешь, чтобы её убили?
Она вновь кивнула.
— Предсказатель я. И вижу — ничего, кроме беды, она не принесёт.
Аля задумчиво рассматривала лицо собеседницы.
— Значит, ты хочешь, чтобы её убили за то, чего ещё не случилось?
— Но ведь случится.
— Даже самый лучший предсказатель знает, что у будущего много вариантов. Тот, что видишь ты, не может быть единственным.
— Он и не единственный. Но самый вероятный.
— Вероятность здесь не важна. Главное, что он не единственный. И убивать за то, что ещё не случилось, нечестно. — Аля встала с табуретки. — Спрашивать, как её звали, не буду, это не имеет значения теперь. Я заберу её. Не возражаешь?
Женщина покачала головой.
— Не возражаю. Зря ты это… Жалеть будешь. Она ведь и тебе…
— Не говори. Не надо. Никогда не рассказывай того, что видишь. Никому. И не считай свои видения абсолютной истиной.
Женщина не ответила.
Только когда дом вновь опустел, прорицательница ухмыльнулась и прошептала:
— Пожалеешь…
12Я проснулась в холодном поту.
Опять… но на этот раз — продолжение того сна про Триш. Оно мне никогда не снилось, а тут вдруг… Наверное, так подействовало на меня «знакомство» с Алей, то есть, с Эмирин.
Надо будет поискать что-нибудь про Триш Лаиру. Не могла она совсем не оставить следов.
После этого сна я долго ворочалась и не могла уснуть. Со мной такое постоянно случается после приступов «вещих» сновидений, поэтому я их и не люблю.
Обычно в это время на первом этаже играет музыка, слышится мужской и женский смех — смена в самом разгаре. Но сегодня в борделе была тишина — после празднования моего поступления все девочки завалились спать.
Я попала сюда десять лет назад. И мне самой тогда было десять. До той ночи я ни разу не видела матушку Розу, да и не слышала о ней. Я мирно спала, причем без всяких снов, когда вдруг услышала какой-то грохот, а потом меня буквально выдернуло из постели.
— Шани, малышка, проснись! — Горячий шёпот мамы раздался возле моего уха. — Проснись, детка.
Я никогда не видела маму в таком состоянии, как той ночью. Её каштановые волосы были взъерошены и напоминали разоренное птичье гнездо, в голубых глазах плескался страх. Она лихорадочно кусала губы и заламывала руки.
— Мам?..
— Тс-с-с… Шани, малышка, — мама обняла меня изо всех сил, сжала плечи, поцеловала в щёку. — Я люблю тебя. Что бы ни случилось в дальнейшем, помни об этом. Я очень люблю тебя, Шани, прошу, помни об этом всегда.