взволнованность, скучающе добавляя: – Бабушка тебя искала. Где ты была?
– На кладбище.
– На кладбище? Одна? – Витя остановился, и вмешался Гриша:
– Одна? – переспросил, источая восхищенное любопытство. – Цербера видала?
– Кого?
Витя заслонил друга:
– Зачем ты ходила туда?
– На могилу Дины. – Аня с досадой пнула камушек. – Заблудилась и… В общем, следовало расспросить тебя.
– И Сыч подвез, – осуждающе бросил брат.
Гриша округлил глаза:
– Сыч? Ничесе, ты с Сычом знакома?
– А вы не знакомы?
– Нас он не подвозит, – сердился Витя. – Разве вы общаетесь с ним?
– Он просто подвез меня.
– Дважды за неделю.
– Что в этом такого? Он парень моей подруги.
– Бывшей подруги. Если мне память не отшибло.
– Тебе манеры отшибло. И уважение.
Гриша одернул Витю за рукав, но тот кипятился:
– Сколько помню, избегала его. Имя упоминать запрещала.
– Глупости!
– А эти фифы. Бабушка говорит, ты встретилась с прежней компашкой?
– Случайно. Да, мир тесен.
– Зачем ты водишься с ними? – разочарованно допытывался Витя. – Разве мало рыдала от козней? Змеиное кодло.
Аня вспыхнула обидой:
– Прекрати!
– Это твое выражение.
– Тебе нравится прилюдно ругаться? – пыталась вразумить его. – Чем тогда лучше их?
Они остановились напротив хлебного ларька.
– Я говорю тебе правду в глаза.
– А мне нужна она, Вить? – оскорбленно вскрикнула Аня. – Твоя чертова правда?
Она пересекла пустую дорогу, оставляя подростков в замешательстве. Огорчение костенело внутри. Учить меня будет. Хлюпик доморощенный. Аня распекала его последними ругательствами за то, что он вздумал пристыдить ее прошлым. В Сажном есть, кому полоскать ее биографию. Аня сжала кулаки, поворачивая за угол. Прошлому место на фото – сейчас она другой человек. Смелый и успешный. Глупости, что было. Глупости. Люди меняются, преодолевая обстоятельства. И даже если все здесь не изменились, она уже не та ранимая девчонка, не тихоня-Полевка-без-семьи.
Но придя домой, Аня стыдливо взглянула в зеркало: краснота глаз выдавала слабость, темные круги очертили усталость последних дней. «Я приехала навестить родственников». Пальцы потерли пятнышко на переносице, но грязь не исчезала, серея пеплом. Она стянула шапку и пригладила волосы, возвращая ровность дыханию. «Наладить отношения с братом. Не доказывать! – приказала отражению в навесном зеркале. – Не доказывать ничего обидчикам».
В восьмом часу вечера позвонила Надя.
– Привет! – проворковала в трубку, будто они расстались минуту назад. – Не отвлекаю?
Аня, клевавшая носом над мятой бумажкой с рецептом, ответила сонно:
– Привет.
– Я звонила тебе раз пять, – сдержанно возмутилась Надя. – Все в порядке?
Подавив зевок, Аня сердито оглядела кухонный стол:
– Нет. Мука плохая, тесто – гадость. – И проворчала в трубку: – Я пыталась испечь эклеры.
– О-о! Я вовремя. Раз с десертами беда – отправляйся в гости. Как насчет завтра? Торт и гора конфет. – Она хихикнула. – Помнишь, в восьмом? Гора конфет.
Аня хохотнула, вспоминая как они навели брови и чокались трюфелями с коньяком.
– В четыре у нас праздник, – сообщила Надя.
– Да? – Аня старательно изображала заинтересованность.
– День рождения у моего Ромы. Приходи! Все соберутся. Как раньше.
Аня сомневалась, что хочет собраться так, как раньше. И в голове упрямо не перезаписывалось, что Надя теперь Ярмак.
– Спасибо. Не могу обещать.
– Глупости! Можешь. Эй, это будет встреча века!
– Маловероятно.
– Аня…
– У меня просто на завтра планы, – в ладонь сочиняла Аня.
– Что? В Сажном? Здесь в будни скукотище. И не в будни, – смешок, а затем череда возмущений.
Аня помалкивала, обдумывая ответ любезный, но категорично отрицательный.
– Ладно, – голос Нади потускнел. – Если передумаешь, калитка открыта.
Разговор завершился скомканным пожелаем добрых снов. Аня взглянула на мигнувшее уведомление – сообщение в «Скайпе»: «Пусть тебя там волки за бочок клац-клац!». Звонок с подругой сорвался – одногруппница Дашка прекратила пилить ее за прогулы, вымогая возвращения и киношек. Жаль. Сейчас ей хотелось поболтать с кем-нибудь понимающим. В кухню вошла бабушка.
– Анечка, ложись спать. Скоро полночь. Ну их те пряники.
– Эклеры.
– А-а. – Она закатила рукава байкового халата. – Я пельмени варила, разогреть?
Аня сложила лист с рецептом Дины, вздыхая:
– Спасибо. Я сама разогрею.
– Выключишь телевизор?
– Хорошо. Пульт барахлит?
– Нет. Боюсь сломать телевизор. Это Толя купил. Плазма, – кивнула важно бабушка. – Он приедет, а я, деревенщина, технику спалила.
Бабушка налила себе из графина воды и, разжевав таблетки, запила их мелкими глотками.
– Что за таблетки?
– Эти? – старушка удивленно прижала ладонь к щеке. – Эти мне Егоровна дала на рынке, когда сердце прихватило. Ой, иногда покалывает.
Аня отчетливо вспомнила инструкции мамы относительно бабушкиных недомоганий: конфисковать все сторонние медикаменты.
– А называются как?
Бабушка похлопала себя по карманам и извлекла жменю разноцветных ячеек блистеров. Прищурилась:
– Тут названий не разобрать, – пожаловалась. – Это меня на поминках снабдили. Так, – перебирала таблетки, словно конфеты, – это соседка в магазине посоветовала. Ох, это невестка Люды-счетчицы угостила. От суставов.
– Люды-счетчицы? – вразумляла Аня.
– Эллочка. Она с образованием, в мэрии работает.
– Дай сюда! – протянула Аня руку. – Разве можно так принимать? Тебе их выписывали?
Бабушка воровато спрятала таблетки в карман.
– Ишь, чего удумала! Помереть мне тут?
Несколько мгновений они бодались взглядами. Аня с трудом подавила желание силой забрать лекарства. Маму бы удар хватил при виде такого лечения.
– Витя ужинал? – спросила бабушка, словно внук не умел держать ложку. – Он вечно жует бутерброды по ночам, – найдя это забавным, она усмехнулась.
– Ужинал.
– И ты, Анечка, поужинай. – Бабушка развернулась уходить. – Посмотрю еще новости. Вдруг задремаю – толкай.
Аня достала из холодильника чашку с пельменями и поставила на огонь сковороду. В этом доме никто не хотел к ней прислушиваться, даже газ вспыхивал с третьей попытки. Но за поеданием домашних пельменей, гнев угас. Аня жевала и блаженно возвращалась в беззаботное детство, когда они с Витькой прибегали с улицы, мыли с гоготом руки и садились за накрытый стол. Не нужно было сравнивать ценники, затариваться продуктами, рассчитывать калории и стоять у плиты. Знай – кусай себе пирожок и строй брату рожицы.
Тарелка опустела, Аня выключила телевизор. Бабушка давно закрылась в спальне, из комнаты брата сквозь щели двери сочился мутный свет бра. Аня погасила лампу над обеденным столом, погружая дом во мрак. Она села на диван у окна, всматриваясь из холодной кухни в звездное небо. Вскоре глаза привыкли к темноте, смогли различить стену соседнего дома, окно, покосившийся забор и заросли сада. Рядом жила ровесница бабушки, Вера Ильинична Купчина. Купчиха. Скверная старуха с претензиями к границам огорода и воющей дворнягой. Аня всматривалась сквозь жерди забора во владения лунной полночи – чащобы за огородами. Ни огонька в степи. Очертания деревьев соседнего сада проступали пыльной тучей.
– Не всматривайся в ночь…– гипнотически прозвучал голос брата.
– …не дразни чудовищ. – Аня грустно улыбнулась, отнимая взгляд от сплетений
