— Меня удивляет одно. Месье Морис, судя по всему, очень любил жену и ревновал ее. Он оставлял ее дома только с кухаркой и горничной… Но, если я правильно понял кассиршу, по ее словам, он даже не утруждал себя и не звонил ей, хотя бы пожелать спокойной ночи.
— Ну уж, вовсе нет!
— Что вы имеете в виду? Выходит, кассирша соврала?
— Нет, она не соврала, но ведь ей известно не больше, чем мне. Хозяин часто сидел у себя в кабинете, и телефон был переключен к нему… И тогда он мог звонить кому угодно…
— Часто так бывало?
— Раза два за вечер…
— Вы думаете, что он звонил жене?
— Наверное, у него были и другие дела, но ей он тоже мог звонить.
— А если ее не было дома…
Метрдотель молча посмотрел на комиссара.
— Надо полагать, этого никогда не случалось, — произнес он после недолгой, но достаточно красноречивой паузы.
Кассирша уселась за маленькой конторкой и стала готовить кассу.
— Вы позволите мне сказать ей пару слов?
— Здесь командуете вы, комиссар.
И поскольку Мегрэ собирался уплатить за два пива, добавил:
— Это за счет ресторана…
— Добрый вечер, мадемуазель!
— Добрый вечер, господин комиссар!
— Вчера вечером или, вернее, сегодня рано утром вы мне сказали, что месье Морис редко просил вас соединить его по телефону.
— Именно так.
— Однако же почти каждый вечер он звонил жене!
— Этого я не знаю. Случалось, что он переключал телефон к себе в кабинет. Тогда мне было неизвестно, кому он звонил…
— Это было всегда в определенное время?
— Не раньше одиннадцати… Чаще за полночь, около половины первого…
— Он не звонил в другие города?
— Время от времени. Я это знаю по телефонным счетам. Оплачивать их — моя обязанность.
— Он звонил всегда в один и тот же город?
— Нет… Чаще всего в маленькую деревню, которую я с трудом нашла по карте: Эгланд-на-Уазе.
— Вы знаете, что у вас скоро вместо хозяина будет хозяйка?
— Я так и предполагала.
— И что вы думали по этому поводу?
— Это всегда малоприятно. Впрочем, поживем — увидим.
Теперь в баре расположились двое клиентов. А Мегрэ с Жанвье уселись в машину.
— На Набережную, шеф?
— Может быть, мне поехать домой? Что-то я разленился. Страшно утомительно задавать вопросы, толком не зная зачем.
— Вы считаете, что убийство Мориса было преднамеренным?
— Нет… Или же это одно из самых странных преступлений, с которыми мне довелось столкнуться.
— Вы все время упоминаете братьев Мори.
— Они давно у меня на подозрении. И я неспроста говорил о мебели, к великому удивлению мадам Марсиа… Морис был человеком примитивным, без всякого художественного вкуса, и вот постепенно он пополнял свой интерьер антикварной мебелью, настоящими музейными экспонатами.
— Ограбление замков?
— Весьма возможно. Во всяком случае, во всем чувствуется безупречный вкус. Я собираюсь пригласить эксперта для осмотра квартиры. Если вся эта мебель и предметы обстановки куплены у антикваров, где-то должны быть счета.
— Вы думаете, что Лина Марсиа в курсе дела?
— За это я не поручусь, как, впрочем, и за обратное…
Уж слишком настойчиво она повторяла, что никогда не ходила вместе с мужем покупать мебель.
Они попали в час пик, на улицах были пробки, и добраться до бульвара Ришар-Ленуар они смогли только за сорок пять минут.
— До завтра, Жанвье.
— До завтра, шеф.
Перед тем как подняться по лестнице, Мегрэ вытер пот со лба.
— Кто-то звонил тебе трижды, но не захотел оставить свой номер телефона. Он обещал позвонить позднее.
— Мужчина или женщина?
— Я не разобрал. Он повторял, что дело очень важное. Что речь идет о жизненно важном деле.
И это в тот момент, когда Мегрэ наконец, расслабившись, собрался сесть за стол у открытого окна…
Глава 3
Только около девяти часов зазвонил телефон, и Мегрэ бросился к аппарату, по дороге выключив телевизор.
— Алло! Комиссар Мегрэ?
Наконец он услышал тот самый пресловутый голос.
— Вы меня не знаете, но я вас знаю. Я видел вас сегодня днем, когда вы навещали Лину Марсиа, и позже, когда шли в «Сардину».
Комиссару уже говорили, что этот голос мог принадлежать и мужчине, и женщине. Мегрэ бы сказал, что это говорил подросток, который кривляется, и ему пришло на ум странное, ничего не значащее слово — щелкунчик. Голос становился то визгливым, то совсем низким — басовым.
— Кто вы?
— Мое имя вам ничего не скажет. Инспектору Луи оно тоже неизвестно, хотя я звоню ему уже много лет подряд. И довольно часто. Я пытался поймать его сегодня, но его нет ни дома, ни на работе. Тогда я решил обратиться прямо к вам. Скажите, когда вы его арестуете?
— Кого?
— Вы знаете не хуже меня. Мори… Манюэля Мори, я имею в виду старшего.
Мегрэ услышал, как провалилась монета. Незнакомец звонил из автомата.
— Это не терпит отлагательств, господин комиссар…
Для меня это вопрос жизни и смерти… Я сразу заметил, что ваш инспектор на хвосте у братьев Мори… Мори — профессионалы и наверняка заметили тоже. Значит, они догадались, что кто-то на них стукнул, а они меня знают и поймут, что это моих рук дело. Прошу вас, арестуйте хотя бы Манюэля… Из них двоих он опаснее… Это он стрелял в месье Мориса…
— Почему?
На другом конце провода вдруг наступила тишина, и Мегрэ нахмурил брови. Ждал он довольно долго, но телефон по-прежнему молчал.
Звука опускаемых монет слышно не было, а только зловещее безмолвие.
— Он хотя бы назвал себя? — спросила мадам Мегрэ.
— Нет. Он многое знает, и это для него опасно.
Наконец Мегрэ лег спать, мрачный, встревоженный.
Он был бессилен защитить человека, не зная ни как его зовут, ни как он выглядит. Когда он на следующее утро пришел на набережную Орфевр, было уже довольно жарко. Первым, кого он заметил, был инспектор Луи, который ждал его, сидя на одной из скамеек в длинном коридоре.
— Вы ко мне?
— Да, господин дивизионный комиссар.
— Есть новости о вашем добровольном осведомителе?
— Да. Он звонил мне за полночь. Он прервал разговор с вами потому, что увидел через стекло кабины кого-то из знакомых, кому не хотел попасть на глаза…
