за своими девицами, чтобы, не ровен час, топтать меня не сунулись. А сама уж раздумываю, не послать ли мне всю эту лавочку в одно место: такое же, как у меня под салфеткой… Приподнимаю в очередной раз физиономию… Матерь Божья, Пресвятая Дева Мария, спаси и помилуй меня, грешную! Возле стенки, что в изголовье, откуда ни возьмись нарисовалась девчонка. Молодая, худенькая, ниже меня ростом. В таком, знаешь, черном парео до колен, вроде пляжного… Уперлась рукой в стенку и следки стягивает с задних лапок. Ну, типа, понятно: антилопу подвезли, встречайте — вот кто на меня сейчас с ногами запрыгнет. Только, смотрю, никакая это не антилопа, а натуральная Вайнона Райдер! Дима, я клянусь! То есть, не просто похожа, а буквально она и есть. Подлинник! Из тех времен, когда она еще в подростках ходила. Ну, «Битлджюс», «Смертельное влечение»… А шевелюра, как из «Ночи на Земле». Или нет, скорее, как у Динки Босетти из этого… да как же его… фак!.. Дима, как фильм называется?
— Не помню, родная, — прислонившись спиной к холодильнику, я посасывал через соломинку какое-то фруктовое пойло и с интересом следил за Аленой: такого свечения в ее переменчивых, но неизменно прохладных глазах мне еще не приходилось замечать. — И что же дальше? Любовь с первого взгляда?
— А снос крыши не устроит для начала? — Алена застряла в телефоне, пытаясь отыскать название фильма, однако, будучи на взводе, не смогла посвятить этому занятию и нескольких секунд. — У меня реально челюсть отстегнулась. Нет, Митя, ну это видеть нужно. Одно лицо! Вот она это, она — и все тут! Глазищи эти ее сумасшедшие, нос, губы. Подбородок… Вот уши, правда, не те. У Вайноны ушки другие, редкие — таких больше не делают. Но у моей-то их не видать было под прической. До ушей я уже потом добралась… Короче, встретились мы глазами: я, понятное дело, пялюсь на нее, как идиотка, дышать перестала, а она смотрит на меня, смотрит и вдруг такое ресницами сотворила… ох, мужик, тебе не понять все равно!.. без толку рассказывать… мне сразу все созвездия явились, все тело полыхнуло — как там моя салфетка на заднице не вспыхнула, ведать не ведаю. И тогда она пошла — прямиком на меня, такой, представь, Вайнониной угловатой походкой, а, проходя мимо, знаешь, что сделала? По волосам рукой провела. Своей рукой. По моим волосам. Ох! Святый Боже! Как так-то? Ты прости, конечно, братец, но из песни слов не выкинешь: я чуть не кончила от счастья. От одного коротенького касания. И это после того, как две звезды меня целый час своим вонючим маслом полировали — при свечах и под музычку… Ты ведь ни аза сейчас не понимаешь, да, котенок?
— Кое-что понимаю, — охотно вмешался я, рассудив, что Алена выпустила критическую порцию пара и взорваться от переизбытка эмоций ей уже не грозит. — Влюбилась ты, сестренка, вот что я могу сказать со всей уверенностью. Втрескалась по самое горлышко. Все приметы налицо — от души тебя поздравляю.
— Есть сигаретка? — спросила Алена, и после того, как я поджег «макинтош», небрежно продетый в уголок ее рта, выпустила в потолок длинную струйку дыма. — Гадость какая… Это я про курево… Много ты понял, как я погляжу. Все, кроме главного. А так, конечно: если не считать того, что случилось невероятное и мне во плоти явился кумир моего детства, то да — походу, я просто влюбилась…
— Кто сказал «просто»? — возразил я, пристраивая возле нее хрустальную розетку взамен оставшейся в гостиной пепельницы. — Кто этот невежа? Не просто влюбилась, родная, а втюрилась до беспамятства. Всем сердцем, если угодно. Тот самый случай, когда размер имеет значение. Кроме шуток: с таким событием можно только поздравить, к чему бы оно в итоге не вело… Между прочим, сестра, ты в зеркало давно смотрелась?
— А что? — Алена машинально схватилась за телефон. — Что не так?
— Чувства. С удовольствием наблюдаю, как эта мордашка впервые не знает, что с ними делать. Очень тебе идет. Светишься, как витрина Картье в Валентинов день.
— Заметно, да? — сестрица за малым не зарделась. — Ну, не смейся надо мной, пожалуйста. Я влюбчивая, ты в курсе: западаю на всех подряд. Чего только нет за плечами: в основном интрижки, конечно, но были же и страсть, и ревность. А разочарований сколько! Думала, что вся эта музыка мне уже известна, весь романтический плейлист. Остается поставить на повтор и хиты переслушивать по кругу. Чем плохо-то? Но вот теперь оказывается, что нет — есть еще одна мелодия, Алена. Еще какая! Ничего похожего ты раньше не знала, ничего подобного не испытывала… Боже, это такой кайф! Я встретила — ее. Она — то, чего я даже не ждала. Как лет с пяти не ждала чудес в новогоднюю ночь, а только — великолепного подарка… Спрашивается, чем нехорош подарок? Ведь с ним приходят удивление, восторг и прочие милые чувства. Но как сравнить их — с этим? С ощущением невероятного чуда, что накрыло меня со вчерашнего дня? Оно везде. Во мне самой, в том, на что я смотрю, в том, что я слышу. Да у меня по сию пору — фейерверки под куполом, ресницы искрятся, пульс в мочках ушей… Представь, какой силы это ощущение, если я никак не могу заткнуться. Если ему не вредят даже те адские банальности, которыми мне, овце скудоумной, приходится его расписывать.
Алена перевела дух и стряхнула пепел со своей сигареты — прямо на сияющее великолепие пола в моей кухне, над которым, по-видимому, изрядно потрудилась сегодня Регина.
— Банальности мне по вкусу, — заметил я, с сожалением рассматривая испорченный пол. — А вот свинарник тут устраивать не обязательно. Вон же штуковина для этих целей стоит, по правую руку…
— Ой, извини, — Алена послушно заглянула в хрустальную утварь возле своего колена, но, кажется, не слишком уяснила себе ее назначение. — Я не виновата. Стоит попасть в твой дурдом, цивилизованные манеры теряются сами собою. Собственно, еще даже попасть не успеваешь. Ступаешь на порог — и на тебе: коврик для вытирания обуви. К чему эта хрень? На что она намекает? Что я в гости с грязными ногами приперлась? Или ноги уже на выходе нужно вытирать? Нет, Дим, ей-богу: здесь у тебя вокзал какой-то. Ты вроде под крышей, а чувствуешь себя, как посреди улицы… вон, кстати, и машины
