неделю, штудировал атлас анатомии.
– Ха! Сказки про свою анатомию рассказывай девицам с площади. Тебе как всегда луковый суп, лепешку и кружку прованского?
– Только не сегодня. Подай-ка мне гратен с бараниной да бутылку бургундского. И не смотри так. Не каждый день меня угощает доктор парижского университета мсье Лойола.
– В самом деле, не каждый день, – в свою очередь произнес доктор, – мне, пожалуй, того же самого. За всё плачу я.
Ничуть не удивившись такому заявлению, трактирщик поспешил на кухню. Знакомцы же, отогревшись теплом камина, повальяжнее расположились за своим столом. Теперь они, наконец, смогли получше рассмотреть друг друга. Доктор Лойола оказался мужчиной действительно уже немолодым, остроносым и лысоватым. Гладкое лицо его с редкими, но глубокими морщинами имело достаточно тонкие и приятные черты. Однако, не это подкупало в этом несомненно умном и мужественном человеке. Его взгляд острый и серьёзный, а вернее тот огонь, яростный и неукротимый, отблесками мерцавший в его черных от природы глазах, притягивал и завораживал собеседника. Казалось, такой взгляд проникает в самую душу и, воспламеняя её, высвечивает всю суть. Такой взгляд мог быть присущ скорее бесстрашному рыцарю во время неравного боя, либо капитану жаков5, но отнюдь не университетскому доктору. Схолар Мишель Сервэ же выглядел чуть ли не вдвое моложе своего спутника, вид имел самый обычный, жизнерадостный и легкомысленный, как, впрочем, и все схолары, каждый год приезжающие в Париж со всех окраин мира. Однако, чтобы чем-то отличиться от других, а скорее для важности, Мишель пожелал отпустить бородку и усы, которые лихо подправлял при каждом удобном случае. Взгляд его чёрных, как угольки, глаз был задиристым, даже каким-то царапающим, а на губах поигрывала неизменная усмешка.
– Послушайте, Мишель, – обратился к нему доктор, -не сочтите мой вопрос бестактным, но не было ли среди ваших предков выходцев из Кастилии или Арагона? Ваш говор и черты лица живо напоминают мне жителей тех краёв.
– Ваша правда, мсье доктор. Родился я в Уэске, что в Арагоне. На родном языке мое имя звучит как Мигель. Детские свои годы провел в обозе при свите Карлоса, короля арагонского и всей Испании.
– Вот как? Вы служили при дворе Карлоса? Когда же?
– Служил при дворе? О, нет, это слишком. Я всего лишь прислуживал капеллану королевской гвардии. Сталось, что с ним был дружен мой отец, идальго и городской нотариус. Мне едва исполнилось пять лет от роду, как отец пристроил меня к падре Хуану в услужение. Так я покинул родной дом и вернулся в него уж нескоро. В обозе, неустанно следующем за королем, будь то увеселительная прогулка или военная экспедиция, я объездил чуть ли не весь свет. Едва не все провинции Арагона, Кастилии, Леона, германские земли, Брабант, Бургундию, Болеары и обе Сицилии6. Ох, где я только не побывал, чего не перевидал во всех этих походах во славу испанской короны. Какому мальчишке доводилось попасть в такой водоворот, столько увидеть и узнать? Могу сказать уверенно, во всей Испании только мне одному. Походы и скитания меня ничуть не утомляли, в них я многое впитал и многому научился. Усилиями моего наставника падре Хуана, помимо придворного этикета и зубрения молитв и псалмов, я стал читать и писать на латыни и греческом. К тому же у меня обнаружились способности к языкам. Глядя и слушая, как общаются между собой разные иноземцы, каковых в обоз попадало немало, я начинал понимать их речь и сам мог говорить с ними на их языке. Пленные мавры, торговцы-евреи, прислуга брабантских и германских вельмож, посланники чуть ли не всех испанских кортесов, да много ещё кто, кого мне приходилось наблюдать. Я был охоч до всего нового и все мне было интересно. Хотя почему был? Я и сейчас таков. Тем не менее однажды моя придворная жизнь все-таки закончилась.
– Извольте, мсье, ваше бургундское, – подбежавший трактирщик выставил на стол перед знакомцами пару бутылок и кружки, – гратен готовится и обещает скоро быть.
Проговорив все это, трактирщик заспешил к другим столам. Народу прибывало, приходилось пошевеливаться. Откупорив бутылку, доктор налил обоим вина.
– Что ж, мсье Сервэ, с удовольствием поднимаю за вас этот бокал. Еще раз благодарю вас за ваш храбрый поступок. Да благословит вас Бог!
– Благодарю и я вас, мсье доктор!
После первой кружки в груди потеплело.
– Так что же, дорогой Мишель, случилось с вами далее? Почему ваша жизнь при дворе закончилась?
– Из-за одного нелепого недоразумения и моей охоты к книгам. Однажды ко двору Карлоса прибыл посланник венгерского короля. Долго он у нас гостил. Так долго, что я успел сдружиться с его слугами. Однажды они перекладывали вещи в его сундуках и я, среди прочего, увидал книги и несколько свитков пергамента со странными и непонятными знаками и картинами. Ничего подобного я раньше не видывал. Я спросил, что это за свитки. Слуги ответили, что сами не знают, но эти свитки их господин привез из османских земель. Я просил слуг дать мне их рассмотреть получше, но те лишь посмеялись и уложили свитки подальше в сундук. Но я об этих рисунках никак не мог забыть, они не выходили у меня из головы. Эти свитки настолько захватили меня, что однажды я, улучив момент, пробрался в покои посланника и открыл заветный сундук. Не утерпев, я тут же развернул пергаменты и принялся исследовать их, пытаясь понять, что же это такое. За этим занятием сам посланник меня и застал.
– Но ведь вас же могли принять за шпиона или вора и предать казни!
– Очень даже могло так статься, но это я уразумел много позже. Тогда же разъярённый посланник едва не зарубил меня своим мечом. Меня спасли его слуги, насилу объяснив ему, кто я такой. Прибежал падре Хуан, белый как смерть. Щедро отвешивая мне подзатыльники и осыпая ругательствами, он как мог втолковал посланнику, что сей олух, то есть я, если и добрался до пергаментов, то никак не по злому умыслу или чьему-то наущению, а только из собственного любопытства и охоты к наукам. Благодаря увещеваниям падре и своих слуг, а может бестолковости моего вида, посланник смилостивился и не поднял шума. После он сам показал мне свои пергаменты, испещренные стрелками и витиеватыми символами. То оказались сирийские портоланы. Да, не сносить бы мне головы, узнай Карлос об этом случае. Тем более, что тогда он был уже не только король испанский Карлос I, но и римский император Карл V. Так или иначе, а через пару дней мой
