горная. А я сел на каменный парапет, достал скетчбук и принялся за наброски. Если упорно рисовать мир, то он однажды откликнется. Или нет. Но я буду пробовать.
— Ой, дедушка Док, ты рисуешь? — вернулась, егоза. — А можно посмотреть?
— Смотри, чего нет.
Из-за возрастной пресбиопии горы я вижу хорошо, а вот то, что рисую, плохо. Аккомодация хрусталика между «вдаль, на горы» и «под нос, в блокнот» даётся туго. Из-за этого глазные мышцы напрягаются, и начинает болеть голова. У меня вот уже начала. Но я рисую, пока могу терпеть. Не то чтобы долго.
— А почему ты рисуешь только чёрным карандашом? — спросила любопытная Нагма. — У тебя цветные есть. И ещё вот эти штуки…
— Пастель.
— А почему ты не рисуешь этой постелью?
— Нет, пастель, через «А». Это как мел, только цветной. А не рисую, потому что плохо получается. Не умею работать с цветом, выходит мазня. Какой-то дефект восприятия, что ли.
— А можно я попробую?
— Да на здоровье. Что-нибудь интересное нашла?
— Вон там, — махнула она рукой в сторону ворот. — Где башенка вбок. Там пол странный.
А сама уже вцепилась в рисовальный набор.
«Башенка вбок» — это машикуль, выступ на стене, оборонительная огневая точка. Пол там действительно странный. Всё вокруг каменное, а тут металлический круг. Похож на вделанный заподлицо люк. Как я ни ковырял его ножом, подцепить не удалось. Закрыт, и прилегает очень плотно. Звук глухой, железка толстая. При этом то ли чернёная, то ли анодированная, то ли металл такой, тёмный. Не ржавая ничуть, и нож оставляет еле заметные царапины. Скорее всего, стена внутри полая, а через этот люк защитники выскакивали на стену. И, судя по качеству его изготовления, вряд ли с луками. Надо осматривать замок дальше, что-то мы упускаем, но сейчас не лучший момент.
— Нагма!
Тишина.
— Да Нагма же!
С трудом оторвалась от скетчбука, пальцы в крошках грифелей, на лице цветные пятна.
— Что, дедушка Док?
— Беги за мамой, там её земляки по дороге тащатся.
— Кто?
— Селяне, с кыштака. Три осла с поклажей и три козла налегке.
— Ослов вижу, а где козлы? — пригляделась девочка.
— Да вон же, бородами трясут!
— У козлов не только бороды, но и рога! — упрекнула меня в плохом знании биологии Нагма.
— Мало ли, что там у них под чалмой, — отмахнулся я. Беги за мамой, скажи, жду её у ворот.
Взял оставленный девочкой скетчбук. Думал, она нарисует что-то своё, палки с огуречиками, козу рогатую, удава, который проглотил слона, — что там обычно рисуют дети. Но она вместо этого раскрасила мой набросок. И горы на нём теперь лучше настоящих.
Чёрт, да у этой козявки талант!
* * *
— Ты знаешь, что твоя дочь отлично рисует? — спросил я Анахиту, пока мы стоим за воротами и делаем вид, что вовсе не ждём приближающийся караван.
— Она постоянно малюет углем на стенах и мелом на двери, — сказала женщина. — Мне нравится, но я не объективна.
— Вот, посмотри, — я сунул ей скетчбук. — Набросок мой, но её цвет и растушевка.
— Это хорошо?
— Учитывая, что она в первый раз в жизни взяла в руки карандаши — просто шикарно.
Анахита полистала блокнот, разглядывая мои наброски.
— Это Алиана, очень похожа… ― прокомментировала она. — О, вот как выглядела Калидия? Красавица. Так ты ещё и художник?
— Нет, просто рисовальщик по референсам.
— Всё равно. Поучишь Нагму? Хоть немного?
— Конечно. Тому, что умею сам. Это не очень много. Ей бы в художественную школу, чтобы руку поставить.
— Неважно. Спасибо. Ей бы хоть в какую-нибудь школу, а то она умеет только читать, да и то еле-еле. У нас было штук пять детских книг. Она успела их прочитать, но потом мулла узнал про них и сжёг. Потому что если там написано не то, что в Коране, то они лгут, а если то же самое — то они не нужны. Если бы узнал, что Нагма рисует, то, наверное, сжёг бы и её. Аллах запрещает.
— Какой ревнивый. У меня, к сожалению, нет с собой книг, в замке я их тоже не заметил. Могу писать что-нибудь мелом на стене, а она пусть читает. Стен тут до чёрта, хватит на полное среднее образование.
— Правда? Ты будешь заниматься с Нагмой?
— А что тут ещё делать? Но буквы будут крупные, зрение у меня ни к чёрту. Где бы взять очки…
— Когда мы с отцом Нагмы занимались торговлей, очки были ходовым товаром. Просто куча готовых дешёвых линз разной силы и стандартные разборные оправы с регулируемым расстоянием, в которые их легко вставлять. Я работала с компактным оптометрическим прибором, подбирала что-то более-менее подходящее. Выглядели эти очки препохабно, но многим помогли. Даже в нашем кыштаке есть несколько — одни у муллы, читать Коран, и двое у женщин, которые шьют одежду.
— Ограбить, что ли, вашего муллу? — почти на полном серьёзе спросил я. — Хотя не факт, что подойдут. А теперь торговцы вас не навещают?
— После того, как этот мудак нас тут бросил, — ни одного. Наверное, наплёл каких-нибудь ужасов, чтобы я не смогла сбежать. Торговцы между собой общаются, а проверять никто будет. Сказал: «Туда не ездите, там коммерсантов грабят», — и никто не поедет. Зачем рисковать, миров и так много.
— Продуманный парень.
— Просто мелкий мстительный засранец.
— Не вздумай это Нагме сказать. Лучше соври, что он великий герой, пропавший без вести в бою. Не стоит ребенку слышать: «Ты дочь никчёмного мудилы», ― а то она такой и вырастет. Дочерью мудилы.
— Я ей ничего не говорила про отца. Ни слова.
— Однажды она спросит.
— Я знаю. Спасибо за совет.
Таким тоном говорят: «Пошёл нафиг».
Неторопливый караван тем временем пересёк дорогу к перевалу и направился к нашим воротам.
— Вон того в чёрной чалме видишь? — спросила Анахита.
— Худой, вертлявый, с куцей бородёнкой?
— Он. Это Хайрулла, помощник муллы. Тот ещё гондон. Постоянно за мной следил. Вторая жена его скинула плод из-за того, что он её избил, кровотечение открылось, а он её ко мне не пускал, пока совсем помирать не стала. Еле откачала.
