прибегала. Когда мама рядом — не так страшно. Вчера вечером трудами женского коллектива накачали и нагрели воды, я принял ванну. Жалкое, душераздирающее зрелище. Мышечная масса уполовинилась, пузцо торчит, шкура висит. Сам себе неприятен. Но как врач, не могу не признать, что организм, с учётом нового возраста, ещё как-то тащит. Отлежался в горячей ванне — и почти ничего не болит. Тянет, ломит — но не болит же. Это за счастье.
Утром понял, что рано радовался — с кровати еле встал. Пока доковылял в ванную, кое-как расходился, значит, ещё один день впереди. В моём сраном возрасте только так — слава Аллаху за этот день. Или Иблису. Раз болит — значит, жив. Ну, и Ктулху Фхтагн!
Завтрак отныне без кофе, к этому тоже надо привыкать. Буду утешать себя, что в моём сраном возрасте кофе вреден. В нём всё вредно.
Анахита уже растопила плиту, греет воду — среди продуктов мешочек местного чая. Пахнет овцами и сеном, но что поделаешь. На завтрак курт — нечто среднее между солёным творогом и сыром — и лепешка. Меню аборигенное, куда деваться. Куча сырнотворожного молочного разных видов, рис, кукуруза, баранина, козлятина, лепёшки из кукурузной муки, зелень. Местные на таком рационе как-то выживают, авось, и мы справимся.
— Док, я хотела спросить…
— Да, Анахита?
— Можно, я останусь тут? Не вернусь в кыштак? Я буду готовить, убирать…
— Разумеется.
— …стирать, мыть… Что?
— Ты можешь остаться, — повторил я, — могла бы не спрашивать. Выгнать тебя — всё равно, что убить. Живи сколько хочешь, места до чёрта. Правда, предупреждаю сразу — наши перспективы тоже весьма туманны. Все, кроме Калидии, тут на птичьих правах, а она, хоть и дочь владетеля, несколько не в форме.
— Знаешь, — Анахита налила мне в пиалу чай. Он пахнет веником, которым подметали в овчарне. — Я с детства привыкла думать, что владетели — это круче крутого. Почти как Аллах. Вот вернутся владетели, и жизнь будет как в раю. Глупо, конечно, но так все считали. А вы, уж прости, похожи на беглецов, а не на благодетелей.
— Не извиняйся, так и есть. Владетель Креон сначала виртуозно просрал всю политику, потом был разбит в бою, а потом бежал. Причём, не сюда, а в другое место. А мы так — заблудившийся арьергардный отряд. Облагодетельствовать точно никого не сможем.
— Как только старейшины это поймут, у нас будут большие проблемы.
Меня это «у нас» почему-то порадовало. Может, потому, что, раз Анахита не спешит нас покинуть, то не считает наше положение безнадёжным. Впрочем, скорее всего, у неё просто нет выбора.
За ночь постиранный женщинами камуфляж высох, и я с удовольствием переоделся в привычное. Местная мода мне как-то не очень. Нацепил разгрузку, взял оружие и пошёл осмотреться. За мной тут же увязалась любопытная Нагма, которой прямо неймётся всё тут разведать. Прямо как кошка. Есть тут кошки?
Оказалось — нет. Что за мир, в котором нет кошек? Говно, а не мир.
Центральное здание цитадели высотой в три этажа, и больше всего оно похоже на общежитие. На каждом этаже комнаты с кроватями, санузел, кухня, гостиная, кладовые, чуланы и прочие технические помещения. Везде пусто и пыльно, но не слишком. Видно, что тут убирали — нечасто, но регулярно. Может быть, пару раз в год. Владетель Креон наверняка не планировал провафлить баталию, сдриснуть в горы, питаться остаток жизни козьим сыром и уестествлять овец, но на всякий случай поддерживал замок в порядке. Странно, что местные до сих пор не растащили имущество. Судя по кыштаку, даже медная посуда по местным меркам ― капитал.
— Багха стережёт, — разъяснила моё недоумение Нагма. — Как-то раз двое мужчин решили ограбить замок. Один из них собирался жениться, но был беден и не мог набрать калым, а второй был его друг, или просто хотел поживиться. Они зашли сюда — и никого не встретили. «Нас обманывали, это просто ничей дом!» — сказал тот из них, кто искал калым. — «Я наберу посуды, наберу тканей, возьму всякие вещи!» Второй поддержал его, и они взяли вещей, сколько могли унести. Эти люди не сказали старейшинам, что были в замке, а тайком пронесли вещи и спрятали в своих домах. А ночью пришёл Багха. Аллах запрещает ему заходить в дома правоверных, но те, кто украл вещи владетелей, не защищаемы Аллахом, ибо кража — мерзость пред лицом его! И Багха ворвался в их дома и убил там всех, а другие дома не тронул. Люди дрожали всю ночь от его воя, а утром пошли и увидели убитых. Тогда они собрали всё то, что украли эти двое, отмыли от крови и отнесли обратно в замок. И Багха больше никого не убивал!
— Какая драматическая история, — сказал я скептически.
— Так нам мулла рассказывал. То есть он другим детям рассказывал, но я подслушивала под окном. Мне к мулле нельзя, потому что я иблисов выблядок.
— Прекрати так говорить, — ответил я девочке. — Ты дочь своей матери. Хорошая девочка. Умная девочка. Красивая девочка.
— Но у меня нет отца!
— Такое случается, — кивнул я. — Причём без всякого иблиса. Скажи мне, иблисявка самозванная, люди, которые тебя так называют, — хорошие люди?
— Нет, — сказала она неуверенно, — кажется, не очень. Они и про маму гадости говорят.
— Тогда зачем ты их слушаешь? Они говорят глупые злые слова, и сами они глупые и злые.
— Но это же старейшины!
— Старый — не всегда значит «умный». Иногда он просто старый.
— А ты, дедушка Док? Ты какой?
— Хотел бы я знать… Ладно, пошли, тут тоже ничего интересного. Давай лучше на стене осмотримся.
Крутая лестница очень не понравилась моим коленям, зато вид открывается отменный. Горные пейзажи — моя эстетическая слабость. А вот жить в горах никогда не мечтал. Не люблю постоянно ходить вверх-вниз. Кроме того, горная жизнь скудна — все приятности, вроде тёплых пляжей, вкусной еды и доступных женщин, обычно расположены где-то внизу. А вверху только козы, камни и хиджабы.
— Пробегись по стене, Нагма, — попросил я девочку, — посмотри, нет ли чего интересного.
— Но не буквально же бегом! Не навернись с разгону! — крикнул запоздало вслед, да куда там.
Ускакала, коза
