Глава 1
Человек стоял у открытого окна поезда и смотрел, как мимо проносятся зеленые островки лета. Он ни о чем не думал, и только улыбался своим мыслям.
Девушки сочли бы, что он очень хорош собой. Но ни один мужчина не согласился бы с этим. В жестких карих глазах путешественника прыгало и играло нечто странное, не понятное большинству людей — делающее его опасным и притягательным.
Словно хищный зверь, разлегшийся на вершине холма, он казался погруженным в полудрему, но в действительности видел и слышал все, что происходило вокруг.
Это и был хищник.
Маленький, седой старичок полз по проходу, словно раздавленная улитка.
— Хорошая сегодня погодка, верно? — спросил инвалид, ни к кому не обращаясь.
По всей видимости, он привык, что люди стараются не замечать его.
Человек у окна посмотрел на веселое голубое небо и солнце, щедро дарившее миру свет и тепло.
— Премерзкая, — отвечал он.
Старичок мелко засмеялся.
— Для тебя — наверное, — сказал инвалид.
Горбун стоял, наполовину согнувшись. Поэтому человек у окна не смог заметить, когда старик вытащил пистолет.
— Шуметь-то не надо, — предупредил он.
Поезд засвистел, колеса застучали быстрее.
— Думал, что ты умнее всех, Скорпион? — спросил инвалид. — Тебе казалось, так просто нас обмануть?
Человек у окна не пошевелился.
— Я был прав, — негромко ответил он.
Лицо инвалида исказилось от ненависти.
— Умный какой, — просипел старик. — Зато у меня ствол. Теперь слушай. На ближайшей станции мы сойдем. Там нас будет ждать машина. Моему пареньку очень хочется с тобой повидаться, скотина ты ухмыляющаяся.
— Не сомневаюсь.
— Заткнись! Я отошел от дел пять лет назад. Мне казалось, могу доверить бизнес своему сынку. А он оказался шляпой. Доверил деньги первому попавшемуся проходимцу. Такую сумму, о которой я в твоем возрасте даже мечтать не мог. А ты прикарманил все. И сбежать пытался.
— Не думаю, что вы когда-нибудь умели мечтать, — ответил человек у окна.
— А надо было подумать! — захихикал горбун. — Тех остолопов, которые на моего сынка работают, даже дрессированный медведь обмануть сможет. Но не меня. Запомни. А впрочем…
Он взмахнул пистолетом.
— Долгая память теперь тебе ни к чему. Сядешь в машину. Мой сынок взял с собой компьютер. Маленький такой. В наши дни о подобном никто и не слышал… И ведь жили. Переведешь все деньги обратно. Понял, Скорпион? И мы обойдемся с тобой по-доброму.
— Вы меня убьете, — улыбнулся человек у окна.
— Конечно, — кивнул горбун. — Зато пытать не будем. А сыночку моему, сам посуди, страсть как этого хочется. Да и мальчикам, которых ты за нос поводил вволю, тоже. Так что пуля меж глаз — это для тебя самое милосердное, Скорпион.
Поезд стал останавливаться.
Человек у окна не шевелился.
— Пушку-то я убирать не стану, — продолжал старик. — Просто спрячу в лохмотьях. На такого уродца, как я, здесь никто даже и не посмотрит. А еще две недели назад я лежал на Канарском пляже, и по обе стороны от меня загорали аппетитные девочки.
Инвалид захихикал.
— Конечно, они тоже считали меня уродом. Но когда у тебя есть деньги, ты можешь себе это позволить… Впрочем, не всегда, Скорпион. Деньги у тебя есть, а сделать ты ничего не в силах…
Он облизнулся.
— Та, что справа, нравилась мне больше. Но и слева была тоже ничего, даром что азиаточка… Сам посуди, и вот мне приходится бросать все это, возвращаться сюда и разгребать огромную кучу навоза, которую наложил мой сынок. Что я, по-твоему, должен чувствовать?
— Превосходство, — ответил человек у окна.
Инвалид снова захихикал.
— Ты прав. Приятно сознавать, что ты по-прежнему можешь дать сто очков вперед молодым соплякам. А теперь двигайся к выходу. И глупостей-то не надо — деньги свои я хочу вернуть, но это не значит, что позволю тебе ноги сделать. Шагай.
Поезд остановился.
— Сквозь них? — негромко спросил Скорпион.
Станция была маленькой. Просто заасфальтированная полоса перрона, и больше ничего. Никто не сходил здесь; никто не шел по узкому проходу, и не мог помешать двум собеседникам. Зато на перроне стояла целая толпа — по крайней мере, человек пятнадцать.
Каждый из них носил странное одеяние — кто древний латный доспех, кто кольчугу. Мечи и тяжелые палицы сверкали на солнце.
— Что это еще за маскарад? — недоверчиво спросил старик. — Ты, что ль, устроил?
Человек у окна повернулся, и только теперь взглянул на своего собеседника.
— Костюмированный фестиваль, — отвечал он. — Для любителей истории. Ты любишь историю?
Люди начали заходить в вагон. Они шутили и смеялись, и двигались так медленно, словно за это им платили огромные деньги.
— Мне выходить? — спросил Скорпион.
В его голосе прозвучала чуть заметная насмешка.
— Нет, черт возьми, — отвечал старик. — Не сейчас. Пусть все войдут. Они, небось, третьим классом едут. Мы с ними даже не встретимся.
Он сделал едва заметное движение рукой. Пистолета уже не было видно; оружие исчезло в бесформенном одеянии горбуна.
Скорпион направился к дверям. Он не оборачивался. Когда человек вышел на перрон, там оставался только один фестивальник, с огромным мечом, казавшимся издали картонным.
— Из папье-маше? — любезно осведомился тот, кого назвали в честь ядовитого паука.
Старик выбрался из вагона, медленный и жалкий. Проводница посторонилась, чтобы не прикоснуться к уродливому инвалиду. Ей даже в голову не пришло помочь ему.
Фестивальник искренне оскорбился.
— Сам ты плюшевый, — отвечал он. — Настоящая сталь. Сам ковал. Хочешь подержать?
Горбун стоял возле поезда, его правая рука начинала подниматься.
— Почему бы и нет, — сказал Скорпион.
Поезд засвистел и начал трогаться. Участник карнавала давно должен был забраться внутрь. Но его товарищи, увлеченные какой-то беседой, напрочь забыли о нем. Сам же мечник чувствовал себя слишком оскорбленным, чтобы помнить о чем-то другом.
— Бери, — осклабился он.
И передал меч.
Фестивальник предвкушал, как ноги незнакомца подломятся, а пальцы безвольно разожмутся — закаленный клинок весил немало. Скорпион легко подхватил оружие, словно владел им с детства. Боль и тяжесть сразу ударили его по плечам, прокатившись вниз, до самых пальцев. Профессиональный мошенник, он не привык иметь дело с грубым оружием.
