Шолом-Алейхем
Кладоискатели
Комедия в четырех действиях, в пяти картинах
Написано Шолом-Алейхемом в 1907 году. В его переписке и в газетных рецензиях пьеса называется «Клад». При жизни автора пьеса не была издана. Впервые напечатана в нью-йоркском еврейском журнале «Ди цукунфт» («Будущность»), 1927, под названием «Золотоискатели» с примечанием И. Д. Берковича, где указывается, что из имеющихся трех вариантов комедии публикуется второй, который Шолом-Алейхем считал лучшим. В настоящем издании дается этот вариант.
Действующие лица
Лейви Мозговоер — почтенный состоятельный еврей, слывет мудрецом, лет пятидесяти.
Башева — его жена, богобоязненная женщина, тех же лет.
Эстер — их дочь, красавица, лет девятнадцати.
Беня Бен (в прошлом — Бендетзон) — племянник Башевы, холостяк, лет тридцати, приехал в гости из Америки.
Идл Торба — вдовец, лет тридцати с лишним, меняла, по малости еще и процентщик, говорит тоненьким голоском.
Ицик — его сынок, лет тринадцати, недоросль, все еще долбит азы.
Мендл Борода,
Эфроим Привереда,
Нисл Милостивец — лавочники.
Ента,
Геня,
Асна — лавочницы.
Головешка — городовой, выкрест, отставной солдат с медалью; внешность весьма семитская, речь пестрит еврейскими словами.
Влоцлавский — поляк, ведет торговые дела с евреями. Изъясняется по-еврейски, по-польски и по-древнееврейски.
Авремеле-меламед.
Элька — необычайно словоохотливая вдова.
Зелда — кухарка Мозговоеров.
Раввин — старец.
Кантор — человек высокого роста с закутанной шеей.
Служка — маленького роста, плаксивый человечек.
Евреи, женщины, дети.
Место: еврейское местечко в Польше.
Время: начало восьмидесятых годов.
Первое действие
Базарная площадь. Лавки, рундуки. У лавок вывешены лоскутья кумача, пучки сена, вяленая рыбешка на нитке, фуражки. Возле лавок сидят лавочницы; одна вяжет чулок, другая вполголоса беседует с соседкой. У столиков со снедью и лакомствами сидят, пригорюнившись, одетые в лохмотья базарные торговки, ждут не дождутся покупателя. Несколько в стороне, за небольшим столиком, сидит с большой коленкоровой сумой меняла Идл Торба, углубленный в свое дело: он считает деньги. Кончики его пальцев черны, словно обмакнутые в чернила. Перед ним на столике стоят стопки монет различного достоинства — от копейки до серебряного гривенника. На переднем плане Лейви Мозговоер с засученными рукавами, вспотевшим лбом, он разглагольствует. Его окружают лавочники: Борода, Привереда, Милостивец. Идл Торба настораживается, прислушивается, в то же время делает свое дело — считает деньги. Лавочники возбуждены, горячатся.
Жаркий летний день, день поста, семнадцатое тамуза[1].
Мозговоер. Короче говоря, евреи, наши дела незавидны!
Борода. Мало сказать — незавидны. (Вздыхает.)
Милостивец. Упаси и помилуй господи! (Ломает руки.)
Привереда. Откуда это известно? Велик и всемогущ наш бог…
Никто Привереде не отвечает, все глядят на Лейви Мозговоера.
Мозговоер. Раз город переходит в казну[2], наше дело — дрянь. Перво-наперво прикажут снести дома…
Борода. Дома…
Милостивец. Упаси и защити нас господи!..
Привереда. Так сразу и прикажут?
Никто его не слушает.
Мозговоер. Не знаю, как для вас, евреи, но для меня это — величайшее бедствие. Еще прадед мой завещал: наш дом не трогать, ибо наш дом — счастливый дом. А слово прадеда для нас святыня. Вы присмотрелись к моему дому? Наружная стена, выходящая во двор, сильно подалась, уже второй раз подпираем ее горбылем, но перестроить — ни за что! Прадед приказал не трогать… Чего вам больше? Есть у нас бокал — тоже наследство деда, обыкновенный серебряный бокал, я пью из него и совершаю над ним молитву только в пасху. А ну, попробуйте дать мне миллион за этот бокал, — не возьму!
Привереда. А как, если бы я, к примеру, предложил вам полтора миллиона?
Борода (Привереде). Какой же вы въедливый человек! Что вам за охота всем перечить?
Милостивец. Каково его имя, таков и он сам. Не зря его зовут Привереда!..
Мозговоер. Это первым делом. Вторым делом, казна распорядится снести наши лавки, деревянные лавки, и прикажет построить вместо них каменные. А мы тем временем будем терпеть убытки.
Борода. Убытки…
Мозговоер. Правда, мы и теперь иногда по три дня в глаза не видим покупателя, особенно в летнее время…
Борода. В летнее время…
Мозговоер. Но пусть уж хоть так. Как говорится: пока дело тянется по-заведенному, оно по-заведенному и тянется…
Борода. По-заведенному и тянется…
Мозговоер. Возьмите, например, чинш… С нашим нынешним хозяином — одно удовольствие: можешь платить — платишь, а нечем платить — просишь отсрочки. При нужде — задобришь пана Влоцлавского куском фаршированной рыбы, а он тебя трахнет по плечу и прикажет петь ему «Майофес»…[3]
Борода. Петь ему «Майофес»…
Мозговоер. А раз мы переходим к казне, самым главным над нами становится Головешка.
Борода. Головешка…
Милостивец. Пропади он пропадом!
Привереда. Откуда следует, что…
Борода (перебивает его). Что у вас за манера въедаться людям в печенку?..
Привереда. Я спрашиваю, откуда известно, что город переходит в казну?
Мозговоер. Так я же вам про то и толкую, что наш графчик за границей промотался, где-то там в Монте-Карло продулся в карты, спустил все, что ему оставил старый граф. Даже лес и тот он промотал, так что не осталось у него другого исхода, как продать город со всеми потрохами казне…
Борода (к Привереде). Теперь вы наконец довольны?
Привереда. Ведь все это пока не больше чем домысел. Так что я имею право толковать его по-своему. Хочу — толкую так, хочу — толкую этак.
Борода. Так, этак… И всегда у вас получается ни так, ни этак…
Милостивец. Сказано, литвак[4], пустая голова, криводум.
Мозговоер. Вот именно… Когда весь мир в пятницу вечером ест халу, литвак совершает молитву над ржаным хлебцем… (К Привереде.) Каково будет ваше толкование, если я, к примеру, сообщу вам, что слышал это от самого Головешки? (Берется за бороду, закрывает глаза.)
Привереда. А откуда это известно Головешке?
Все переглядываются и ошалело палят глаза на Привереду.
Борода. Тьфу, нечистая сила! И охота же человеку вечно вгрызаться людям в кишки!.. (К Мозговоеру.) Короче, дела наши — хуже некуда. Как же нам быть?
Милостивец. Разве только всевышний явит чудо, и графу пойдет хорошая карта?
Мозговоер (разражается смехом). Получается, по-вашему, что мы должны молить бога за графа?! За то, чтобы графу везло в карты? Давайте лучше, если дело уже идет о чуде, просить всевышнего, чтобы он помог нам найти клад, спрятанный в наших местах Наполеоном. Это, кажется мне, для бога куда более легкое дело!
Борода. А для нас, конечно, куда более верное!
Милостивец. Всевышний всемогущ, он
