Святослав Логинов
Серебряный дракон
Глава 1
Пятьсот лет назад Ахенбаум был безвестной деревушкой, населённой по большей части рыбаками, живущими за счёт трески и камбалы, и пастухами, гоняющими овец и коров по прибрежным меловым холмам.
Пастухи считались чёрной костью, а мореходы — знатью. На рыбе доходы не велики, пожалуй, даже меньше, чем от разведения скота, но, когда на море наступает сезон шквалистых ветров, на скалах начинают биться торговые корабли, идущие к зажиточным городам Северо-Востока. Товары с разбитых кораблей — это уже основа доброго богатства. Отсюда один шаг к тому, чтобы помочь тяжело гружёным судам отправиться на дно.
В те годы о морских разбойниках Ахенбаума ходило немало легенд, и продолжались грабежи до тех пор, пока Генрих Отчаянный, согнав пастухов с холмов в болота, не выстроил на скале, возвышавшейся над бухтой, крепость, положившую конец морскому разбою. Купцам оказалось выгодней платить за безопасный проход мимо неприветливого берега и иметь возможность во время шторма укрываться в Ахенбаумской бухте. Генрих выстроил там причалы для прибывших кораблей, а где пристань, там и торговые ряды, и харчевни для приезжего люда, и кабаки, а также весёлые дома для сошедших на сушу моряков. Деревушка Ахенбаум быстро превратилась в портовый город. Одинокое дерево, давшее некогда название посёлку, осталось лишь на городском гербе. Рыбацкая слобода, стародавнее обиталище местной знати, обратилась в трущобу, босоногие потомки ахенбаумских пиратов бегали там вперемешку с чернокожими, раскосыми и ещё бог знает какими плодами грешной любви.
Настоящие, древние традиции сохранились лишь у скотоводов. Их овцы вольно паслись на солёных болотах, что простирались за грядой прибрежных холмов. Никто из приезжих не стал бы жить там по своей охоте. Пастухи, в свою очередь, не горели желанием перебираться в город, где их не ожидало ничего, кроме нищеты. А так они выносили на рынок солёный овечий сыр и баранину, которая тоже отличалась солоноватым вкусом, за что высоко ценилась среди знатоков. Продавали также грубую шерсть, идущую на суконные мануфактуры, кожи и болотную ягоду. Короче, жили, не жалуясь на судьбу.
Потомки Генриха Отчаянного не раз пытались обложить мужиков налогами, но пастухи уходили в совсем уже глухие места и, заслонившись непроходимыми топями, что расстилались там, жили по старинке. В конце концов, на них махнули рукой, и лишь приезжие удивлённо оборачивались, встретив на улице человека в тёмном плаще с надвинутым капюшоном, и с длинным посохом в руках, ничуть не похожим на вычурный посох мага.
Зато всё чаще и уверенней среди горожан ходили разговоры, что пастушье племя не просто люди, а все кряду чародеи, которым доступны удивительные и опасные чудеса. Рассказывали про некоего купца, даже имя его называли, который вздумал обмануть болотных торговцев. Приобрёл партию овечьего сыра, а расплатиться обещал через месяц, когда должны подойти деньги. Деньги пришли, а расчёта не последовало. Расписок и векселей нет, не признают их дикие скотоводы, сделка заключалась под честное слово, и ушлый негоциант решил, что слово его не дороже воробья — упорхнуло — и нет его.
Сыровары спорить не стали, молча претерпев убытки, но в самом скором времени на обманщика обрушились неисчислимые беды. Если бы у него сгорел дом и лавка, или самого виновника ткнули ножом в спину, любой авантюрист мог бы объяснить, как осуществляется подобное проклятие. Так нет же, несчастья сыпались такие, каковых человеческая воля обрушить не может. Не вернулся из плаванья корабль с дорогим товаром, молодая жена сбежала с заезжим фигляром, заодно прихватив укладку с деньгами, и, наконец, сам купчина заболел болотной лихорадкой, хотя на болотах сроду не бывал. От болотной лихорадки больных с успехом пользовали старухи, принадлежащие всё к тому же скотоводческому племени, но на этот раз все знахарки как одна лечить нечестного купца отказались, какую бы плату он им ни сулил.
Подобные истории или, по меньшей мере, их пересказы, множились и гуляли по всему миру. В дальних странах в чародействе подозревали не только пастухов, но и любого жителя Ахенбаума.
Между тем история неторопливо вращала своё колесо. Казалось бы, война между северными городами не затронула Ахенбаум, но когда стихли боевые действия, оказалось, что и торговля с разорёнными странами пришла в упадок. Но главное, сам Ахенбаум, больше не стоявший на торговых путях, перестал привлекать захватчиков. Время шло, крепость на скале ветшала, а охотников её штурмовать не было. Бывший торговый город стал провинциальным городком.
Незавидна судьба переживших свой век крепостей. Уже не драконы, а летучие мыши атакуют их башни. Если вдуматься, летучая мышь — тот же дракон, но ничтожно малый. Та же ничтожность ждёт и былую твердыню. Но приморская крепость избежала печальной участи. Последний из сеньоров отдал её в вечное владение Хартусу Аурзелингу — знаменитому чернокнижнику и чародею.
Где, как не здесь, в самом гнездовье ахенбаумских колдунов, обитать величайшему волшебнику, какого знал людской род.
Со своими сиволапыми конкурентами Хартус жил мирно и даже наладил сотрудничество. Спорить им было не из-за чего, богатые клиенты на болотах не появлялись, а бедняки и помыслить не могли, чтобы постучать в ворота замка.
Зато в одном Хартус нарушил все негласные установления, бытовавшие среди сообщества магов. В мире нет существ более ревнивых, чем волшебники. Легенды и сказки всех народов полны описаниями жестоких поединков между магами. Стоит им встретиться, битва неизбежна. Глупцы пытаются объяснить этот феномен тем, что якобы маги делятся на светлых и тёмных, между которыми не утихает вражда. Это не так, вражда существует сама по себе, независимо от зла и доброты. При дворе любого повелителя есть колдун, но непременно один. А великий Хартус во всеуслышание объявил, что всякий обладающий магическим даром, может прибыть в Ахенбаум и будет принят, как гость.
Поначалу предложение посчитали ловушкой. Так идея Хартуса и сгинула бы, не осуществившись, но во владениях мага стали появляться фигуры в чёрных бурках, а вслед за ними потянулись и чародеи цивилизованных земель. Приезжали, гостили недолго и возвращались в более кормные места. Говорили, что Хартус наложил на свою твердыню чудовищное заклятье, не позволяющее осуществляться там никакому иному колдовству, кроме его собственного. Маг, прибывший в Ахенбаумскую цитадель, становился как бы простым человеком. Он не мог никого зачаровать, но и ему никто не сумел
