Наконец, он предал меня. Но тюрьма — слишком серьезноенаказание за это, Брок. Это не правильно. Он этого не заслужил.
— Ты слишком мягкий человек, — осторожно сказалБрок, подходя к Алекс и обнимая ее. — Наверное, поэтому я тебя и люблю.
Закрыв глаза, он так крепко прижал Алекс к себе, что у нееперехватило дыхание.
— Я не хочу терять тебя, вот и все, — продолжалон. — Поэтому-то я так себя и веду… Я слышу твои слова о нем и вижу втвоих глазах боль за него. Что бы ты там ни говорила, я чувствую, что междувами еще сохранилась какая-то связь. В твоем сердце еще есть для него уголок…наверное, это нормально… Восемнадцать лет… и дочка… Не знаю… я просто не хочутебя терять, — повторил он, целуя ее. Когда они оторвались друг от друга,чтобы перевести дыхание, Алекс улыбнулась и нежно дотронулась пальцем до егогуб.
— Не потеряешь, Брок. Я тебя люблю, — сказала онас ударением на каждом слове.
— Но его ты тоже любишь, — мудро ответил Брок, ина этот раз Алекс не стала этого отрицать:
— Может быть, ты и прав, и я просто этого не сознаю. Яне влюблена в него в романтическом смысле этого слова. Но я люблю прежнего Сэмаи то, что между нами было. Мы долго были вместе. Мне казалось, что ничеголучшего и желать нельзя… А потом все развалилось на куски. Это трудно понять.
Между ними была кровная связь, как между членами семьи,которую почти невозможно было разорвать.
— Мне передается его боль, — после паузыпродолжила Алекс. — Мне кажется, я понимаю мотивы его поступков. Я знаю,что он чувствует. Я не могу ни объяснить этого тебе, ни перестать испытыватьвсе это только потому, что все изменилось.
— А ты уверена, что все изменилось? — тихо спросилБрок.
— Определенно, — твердо ответила она. — Я емубольше не жена. Я отличаюсь от прежней Алекс Паркер. Понимаешь… после всего,что между нами произошло, нельзя идти назад, можно только двигаться дальше.
Для этого ей и был послан Брок, только она не была еще егоженой. Она была ничья и впервые за много лет принадлежала самой себе. И хотявременами Алекс чувствовала себя одинокой, в целом ей нравилась ее так труднообретенная свобода. И у нее был Брок, которого она так сильно любила.
— Обязательно скажи мне, если что-нибудьизменится, — просто сказал он, глядя ей прямо в глаза. То, что он увидел вних, успокоило его лишь наполовину. Алекс явно разрывалась между своимичувствами — жалостью к Сэму и любовью к Броку. В какой-то степени она любила ихобоих, не говоря уже об Аннабел, и ей хотелось, чтобы всем было хорошо. А этоготрудно было достичь.
— Не говори таких вещей, — проворчалаАлекс. — Ничего не изменится. Ему будет трудно, и я хочу его поддержать.
— Зачем? Много он тебя поддерживал год назад? Почему тыдолжна вести себя иначе, тем более что ты и так ему помогла?
— Может быть, ради нашего прошлого. — Но Брокухотелось быть с ней всегда. Все, о чем он мог мечтать, — это о том, чтобымежду ним и Алекс установилась такая же кровная связь.
— Не надо его так жалеть, — предостерег ее Брок,сопроводив свои слова нежным поцелуем. — Ты мне очень нужна, —добавил он шепотом.
— Ты мне тоже, — прошептала она в ответ.
И они занялись любовью в той самой постели, которую она всвое время делила с Сэмом и в которую Сэм никогда не вернется. Она сказалаБроку то, во что свято верила. Прошлое ушло, настало время будущего. Алекс любилаБрока.
Но Сэм, вернувшись с Аннабел в «Карлайл» после проведенноговместе дня, был весьма печален. С момента признания его виновным прошли ужесутки, и он начинал паниковать. Он должен был потерять все — свободу, жизнь,дочь, даже остатки того, что когда-то связывало его с Алекс. Сэм сталотноситься к этому менее философски и менее легко, чем накануне, после выпитоговиски. Общение с Аннабел напомнило ему о том, что он утратит, а встреча с Алекстолько усилила все эти ощущения.
Днем Сэм рассказал дочке о том, что у него все складываетсяне слишком хорошо. Она все еще не понимала, что это значит, да и Сэм не сталвсего объяснять, не сказав ей ни про разлуку, ни про тюрьму. Этим он решилзаняться попозже — у него было еще целых тридцать дней.
— Как вы провели время? — улыбаясь, спросилаАлекс.
Она сама приехала в «Карлайл», чтобы забрать дочь, отправивБрока за покупками.
— Прекрасно, — ответил Сэм, все еще оченьнапряженный. — Мы ходили на каток. — Отослав Аннабел в соседнююкомнату за куклой и свитером, он повернулся к своей жене и с болью в голосепродолжил:
— Прости меня за твоего друга.
По-моему, я его очень раздражаю.
Алекс кивнула, не зная, стоит ли рассказывать Сэмукакие-либо подробности, но ее природная честность взяла верх.
— Он боится нашего прошлого, Сэм, и я не могу обвинятьего за это. Восемнадцать лет — это очень много, и это трудно объяснить третьемулицу. Он боится того, что преданность сильнее любви, хотя это глупо.
— Правда? — мягким голосом спросил Сэм,осмелившись поднять на нее глаза. То, что он увидел в ее лице, поразило его доглубины души и отозвалось болью. Перед ним стояла женщина, которую он оченьсильно ранил, и Сэм понял, что они оба никогда этого не забудут. — Неужелиэто только преданность? — задумчиво спросил он. — Мне жаль этослышать.
Хотя, с другой стороны, мне повезло, что ты хотя бы жалеешьменя после всего, что я с тобой сделал.
Он неспроста говорил эти слова — всю предыдущую ночь и весьдень Сэм думал об Алекс и о том, какую боль он ей причинил.
— Не нужно, Сэм, — тихо ответила Алекс. Проситьпрощения было поздно. Теперь между ними остались только сожаление о прошлом ивоспоминания — как плохие, так и хорошие.
— Почему? Наверное, я не должен ничего тебе говорить,но у меня безумное чувство, что после приговора время внезапно стало убегать,как песок в песочных часах. Поэтому для меня важно выговориться сейчас, потомучто потом мне может и не представиться такой возможности.
Алекс понимала его чувства, но ничем не могла ему помочь. Докакой-то степени она была в состоянии поддержать его в этот трудный период,помочь ему в том, что касалось Аннабел, но не более того. В ее сердце теперьбыл только Брок.
— Я по-прежнему люблю тебя, — еле слышнопроговорил Сэм, разрывая ей сердце. В комнату вернулась Аннабел с куклой исвитером. — Это правда, — добавил он со значением, но Алексотвернулась, не ответив на его слова. Лучше бы он ничего не говорил. Он не имелна это права.
Дрожащими руками Алекс помогла Аннабел одеться. Девочкапобежала вызывать лифт, а Алекс с Сэмом последовали за ней, по-прежнему неговоря ни слова.
— Не усложняй свою и без того тяжелую жизнь, —вымолвила наконец Алекс. — Я знаю, что тебе трудно, и мне очень жаль, но,Сэм… не надо снова причинять нам всем боль. Не делай этого.
