"Весна" многим казалась фильмом, в котором необходимо участвовать. Рина Зелёная буквально напросилась к Александрову в фильм, соглашалась на любую роль, даже самую маленькую. И была рада крошечной роли гримёрши, которая ей досталась с боем. Сыграла она великолепно, чем оправдала известную поговорку о том, что нет маленьких ролей, а есть маленькие актёры.
Фильм "Весна" не принёс счастья Исааку Осиповичу. Картину снимали в Праге. Вся группа в составе Александрова, Орловой, Дунаевского, прочих актёров оказалась за границей. Дунаевский первый раз был за границей, посетил могилу Бетховена в Австрии. Всё кружило ему голову. Видимо, в общей эйфории он "потерял чутьё", не уловил приближения опасности. Опасность подстерегла его в лице невинного журналиста пражской газеты, который попросил у композитора интервью. Исаак Осипович согласился. Газета оказалась "не очень красной". К тому же неопытный Исаак Осипович нарушил одно правило: не испросил разрешения на интервью у советского посольства. То есть допустил сразу две грубые ошибки. Как шахматист, он мог понять, что его гамбит не удался.
А потом он вернулся в Москву и думал, что всё забудется, пойдёт, как прежде. Но вот тут началось то самое, что он очень точно определил в одном из писем — "падение официального положения". "Как бы то ни было, — писал он, — но туман и сплетни, соединяемые с явными антисемитскими тенденциями, вероятно, оказали в известный период, и в известной мере, своё действие на моё официальное, что ли, положение. Для меня очень неприятно и непонятно было "деликатное" устранение меня из состава Сталинского комитета по присуждению премий, членом которого, и очень активным, я был шесть лет… Всё это, как выяснилось потом, было отзвуками того, о чём я уже говорил выше".
Он ещё сам толком не понимал, что против него началась кампания. А признаками её начала стали некие странности, факты, которые сами по себе вызывали у него удивление. Он был вправе считать себя самым верным и постоянным соратником Григория Васильевича. Их успехи, пройдённый совместно путь говорили сами за себя. Как гром среди ясного неба прозвучало для него сообщение, что Александров в свой новый фильм пригласил писать музыку Шостаковича.
Интрига казалась очень запутанной. Сначала Дунаевский узнал, что Александров замышляет якобы по просьбе Сталина новый фильм "Встреча на Эльбе". Он уже мысленно начал готовиться к сочинению музыки. Потом неожиданно ужасное сообщение: музыка заказана Шостаковичу. Но он бы и с этим смирился. Ладно, личное дело режиссёра выбирать, с кем ему лучше работать. Но следующий шаг Александрова был вовсе нестерпим. Фильм "Весна" участвовал в конкурсе Венецианского фестиваля, как некогда "Весёлые ребята". Группа создателей фильма должна была ехать на фестиваль. И вдруг второе убийственное сообщение. Дунаевского не берут, якобы он проштрафился. В вину вменили вольницу в общении с журналистом в Праге. Это был, конечно, формальный повод. И с ним можно было не считаться, если бы в дело вмешался Григорий Васильевич. Он являлся официальной главой делегации, руководителем группы, был коммунистом, в конце концов. Если бы он захотел, достаточно было его слова, поручительства, и Дунаевский поехал бы. Но Александров просто не захотел этого делать. На Венецианском фестивале Дунаевский завоевал главный приз за музыку, но это не могло смягчить обиду.
Так между Дунаевским и Александровым пробежала чёрная кошка. Знак судьбы. Они расстались — внутренне прежде всего. Без официальных объяснений. В апреле 1947 года Александров получил ещё одну Сталинскую премию за фильм "Весна". 19 апреля Дунаевского письменно поздравил председатель Сталинского комитета по премиям с присуждением ему Сталинской премии за оперетту "Вольный ветер". И вдруг на следующий день Сталин просмотрел списки награждённых и приказал убрать фамилию Дунаевского. "Пять минут продолжалось моё огорчение, уступив место философскому взгляду на вещи", — писал композитор. Григорий Александров опять обошёл его. "Только близкие, очень близкие люди знали, как твёрдо и внешне равнодушно я воспринимал эти удары по моему общественному положению. Но я всегда знал, что музыка меня породила и музыка, только она может меня снова поднять в глазах тех высших сфер, откуда у нас идёт официальное признание".
Для Исаака Осиповича наступила эпоха великих разочарований. Его преследовал злой рок. Иногда он ещё садился играть, но эта игра была фальшью. Он знал, что пальцы врут. Мелодия была другая, не из сердца, а из головы. Конечно, была дача, в которой пение птиц напоминало об ушедшем рае. Но веселье ушло. В 1947 году, прямо на Первое мая, дачу ограбили. Пришёл милиционер. Надо было оценить сумму ущерба. Но что там могли вывезти? Мебель из красного дерева? Чтобы её поднять, требовалось пять дюжих мужиков.
А потом пошла новая череда смертей… Умер его автор Сергей Алымов. Переходил пьяненький дорогу напротив его дома. Шёл именно к Дунаевскому, и его сбила машина. Как будто специально. Алымова Дунаевский ценил как соавтора, с ним было легко. "В час дня мне сообщили, — писал Исаак Осипович, — об ужасной трагической смерти моего хорошего приятеля и соратника по песням, поэта С. Алымова. Я не могу сказать, что Алымов был вполне моим другом. Но мы творили вместе, и, видимо, в этом всё дело. Вы, наверное, знаете такие песни, как "Пути-дороги", "Мечты солдатские", "Новогодний вальс". Я лишился своего поэта, так хорошо понимавшего меня, очень любившего во мне и ценившего мою душу и моё творческое устремление. Я осиротел. Был у меня в прежние годы Лебедев-Кумач. Сейчас он очень болен, работает мало. Да и по-человечески он значительно бледнее Алымова. Повисли в воздухе мои творческие мечты".
Все говорили — несчастный случай. Но всё было не так просто. И машины, и поезда играли в жизни Исаака Осиповича какую-то мистическую роль. И дело не только в том, что он руководил ансамблем при Дворце железнодорожников, а потом с трудом, ценой больших душевных потерь его покидал. И не в том, что его "дорожная" была такой длинной. Попросту говоря, машины и поезда приносили его близким несчастье. Машиной сбило его любимую женщину, машиной сбило его соавтора, под поезд попала его возлюбленная по переписке Юля Сурина, из-за машины пострадал его сын Евгений…
Ещё раз их с Александровым пути пересеклись в 1952 году, когда на экраны вышел новый фильм Григория Александрова "Композитор Глинка". В этом фильме Александров как бы подвёл итог в споре с композитором Дунаевским. На весьма необычном материале, Григорий Васильевич создал миф о композиторе. Киномиф. Но не надо думать, что этот фильм был посвящён только Глинке и ограничивался изложением его биографии. Нет — это было бы слишком неглубоко для такого умного и расчётливого человека, как Григорий Васильевич. В этом фильме Александров невольно сказал всё, что он думает об Исааке Дунаевском. Конечно, ничего реального, ничего в лоб про Дунаевского в этом фильме не говорилось. Но уж слишком были похожи наклонности и страсти двух великих людей, уж слишком Дунаевский боготворил Глинку, чтобы Александров не учёл эти обстоятельства.
Исаак Осипович отправился с Зоей в кинотеатр "Художественный" на просмотр нового фильма. Атмосфера премьеры была почти фестивальная: Александров — в смокинге, Орлова — в мехах. Все общались друг с другом, будто статисты на съёмках фильма из буржуйской жизни. В зубах у женщин только начавшие входить в моду дамские сигареты с мундштуком, рука на отлёте. Мужчины — в вечерних костюмах. Дунаевский вспомнил, как Елена Сергеевна, жена Булгакова, рассказывала, что, когда Михаила Афанасьевича в 1934 году пригласили в американское посольство на приём с обязательным предупреждением — быть в вечернем костюме, — она переполошилась. У Булгакова не было чёрного костюма, только один пиджак. Тогда они весело наплевали на эту условность. Теперь всё изменилось. Сталинские деятели искусств стали богаче. Теперь уже все имели чёрные костюмы. В качестве музоформителя пригласили Щербачёва. Дунаевского с ним познакомили. Тот, когда здоровался, несколько стушевался, невольно ощутив себя соперником-победителем. Дунаевский горячо пожал ему руку.
