— Ничего. Я просто устала! Спасибо огромное! Увидимся завтра!
Наступает завтра: «День 2 из 2: пентхаус Джастина». Это сцена поцелуев, в которой Джастин соблазняет девушку своей мечты над кофе «Да Винчи». Каждый раз, когда актер прикасается ко мне, я вздрагиваю, но делаю вид, что все в порядке. Он тоже. Я не могу далеко уйти — я должна быть здесь, в нескольких дюймах от него. Я могу его только игнорировать. Джастин тоже меня игнорирует. Он не говорит ничего.
Мы только передаем друг другу фляжку.
Флавио все еще злится, мне все противно, но я справляюсь. Все не так уж плохо — благодаря виски и моему маленькому мешочку. Я нюхаю кокаин между дублями. Ро сердито косится, а мне все равно. Белый порошок придает мне храбрости.
Глава 28 НЕ ЗВОНИ И НЕ ПИШИ
После окончания съемок «Да Винчи» я все так же много работаю. Накапливаются предварительные заказы от «Мадемуазель», «Базар» и «Вог». Я снимаюсь на четырех страницах для журнала «Селф» («8 способов похвалиться своим здоровым телом»), для каталогов «Бергдорфс» и «Сакс». Я снимаюсь в рекламе для «Каролин Рём» и получаю заказ на ролик для «Пантин». Может, я и не встаю с кровати за десять тысяч в день, но за десять в неделю? Нет проблем.
Еще пара недель в таком же духе, и меня вызывают в агентство.
— Что случилось?
Джастина тыкает в какие-то бумаги ручкой. Начался сезон показов, и агентство превратилось в сумасшедший дом. Казалось бы, пятница, после обеда, а мой агент говорит так, словно у нее аппарат для искусственного дыхания.
— Байрон… и Франческа… они хотят… поговорить… с тобой, — скрипит она.
— Франческа? Кто такая Франческа?
Она бросает полный желчи взгляд в сторону офиса Байрона.
— Она… там.
Глава «Шик» надел маску «я с ВИП-персоной» — такую же холодную и невыразительную, как задница «Давида» Микеланджело. Когда я закрываю дверь, он поглаживает себя по рубашке из хлопка пима и мурлычет:
— Франческа! Я с удовольствием знакомлю вас с Эмили!
Миниатюрная женщина с массой черных как вороново крыло кудряшек, в изящном бежевом костюме, сидит на краешке стула «Ле Корбюзье». Ее малиновые губы раскрываются в теплой улыбке.
— Здравствуйте, Эмили.
— Здравствуйте.
— Эмили, ты не могла бы… — Байрон описывает круг пальцем.
Я поворачиваюсь на триста шестьдесят градусов. Франческа смотрит на Байрона и кивает.
Он улыбается.
— Разве нет?
— Определенно.
— Я так и думал!
— Думал что? — спрашиваю я.
— Присядь, — говорит Байрон.
Я сажусь. Франческа садится на стул поплотнее, берет свою черную нейлоновую сумку с незнакомым мне треугольным логотипом и достает журнал.
— Вот, — говорит она. — Прямо из Италии.
Не может быть! Последний номер «Амика». Я на обложке в красном платье с вышивкой бисером от Версаче, в огромных золотых серьгах и с мегаваттной улыбкой. Обложка номер два. Я это сделала!
— Здорово!
— Это моя новая любимая обложка. Сразу поставим тебе в композитку, — говорит Байрон.
Франческа кивает:
— Очень красивая. Альфредо Робано очень уважают в Милане — еще одно очко в пользу нашего выбора.
Я поднимаю глаза.
Байрон скрещивает пальцы.
— Эмили, Франческа — агент по поиску талантов для «Серти», самого крупного и успешного агентства Милана. Они хотели бы с тобой поработать.
— Очень хотели, — подчеркивает Франческа и трогает меня за предплечье. — Ваш клип, обложки, ролик с Джастином Филдсом — все это вызвало в моей стране огромный интерес к Эмили Вудс.
— Вот-вот начнется сезон показов, так что время выбрано идеально, — добавляет Байрон.
— Значит, вы хотите, чтобы я поехала сразу же.
Франческа пожимает плечами.
— Сегодня, завтра, в воскресенье — как вам удобнее.
Показы в Италии. Когда я была в Европе, то пропустила все показы — слишком много работала, чтобы ходить на кастинги. Теперь мне предоставляется новая возможность.
— И я буду жить… где?
— Об этом мы уже позаботились, — говорит Франческа. — У нас постоянная договоренность с очаровательным пансионом — конечно, учитывая сезон, первые несколько недель там будет небольшое столпотворение; но потом станет гораздо спокойнее.
Недель?
— Вы хотели сказать, дней…
Кудряшки качаются из стороны в сторону.
— Нет, недель.
Байрон улыбается. У меня нет конкретных мыслей, просто чувство, что из живота по рукам и ногам течет озноб.
— На сколько вы меня приглашаете?
— О, не меньше чем на три месяца, — говорит Франческа. — Хотя идеально было бы шесть.
Я пытаюсь обратить все в шутку.
— О, я была бы рада приехать на полгода, но я здесь так занята! И у меня квартира, подруги… Я просто не представляю себе, как…
Я жду, что Байрон скажет: «Ни в коем случае! Я не могу расстаться с такой хорошей девушкой так надолго!»
— Разве тебе не интересно?! — чирикает он. — Милан тебе понравится!
— Что?!
Видимо, моей фразе хватило жара, потому что Байрон поворачивается к Франческе и говорит:
— Вы извините нас на минутку?
— Конечно.
Мы выходим в коридор. Байрон хватает меня за руку.
— Эмили! Ты ставишь меня в неловкое положение!
— Я тебя ставлю в неловкое положение?! А ты меня — в дурацкое! — злюсь я. — Что происходит? Почему я должна ехать на полгода в Милан, если у меня столько работы здесь — а еще никто не видел вторую обложку. У меня вторая обложка! Я добилась этого! Ты снова мой агент, Байрон! Я снова на стене трофеев!
Я хочу подкрепить свои слова наглядной демонстрацией, но второй обложки «Амика» нет. Первой тоже.
— Байрон, ты отстал…
Я замолкаю. В верхнем ряду — обложка итальянского «Вог» с Фоньей. Вышедшая несколько недель назад.
Меня снова бьет озноб.
— Байрон, что происходит?
— «Амика» выходит еженедельно, а мы не вешаем на стену еженедельники, — нежно говорит Байрон. — Никаких второсортных журналов, свадебных журналов и еженедельников — ты сама знаешь.
Не знала.
— Почему нет?
— Потому.
— Но почему?!
— Потому что они не того калибра, — говорит Байрон тем же сладким голоском. — Мы не вешаем и журнал «Нью-Йорк», если это тебя утешит.
