Не утешает. Я никогда не работала на «Нью-Йорк». У меня две обложки, но не от «Нью-Йорк». А если они не на стене, значит…
— Как я понимаю, таким образом ты хочешь мне показать, что не будешь моим агентом?
Байрон гладит меня по голове.
— Сегодня? Не буду. Но наверняка буду, как только ты вернешься.
Теперь я разозлилась. Злость жалит меня и ослепляет. Я беру журнал «Амика», который непонятно когда успела свернуть в трубку, и бью им по ладони. Шлеп!
— Ты меня отсылаешь! — кричу я.
— Потому что тебе нужно ехать.
— Почему?! У меня все так здорово получается!
— Неплохо, — говорит Байрон.
Неплохо?
— НЕПЛОХО? — Шлеп! — Байрон, помнишь вечеринку в кафе «Табак»? Сколько внимания мне уделили Айзек, Тодд и Грейс? Грейс Коддингтон из «Вог»! «Вог» постоянно меня заказывает!
— А ПОТОМ ОТМЕНЯЕТ! — взрывается Байрон.
Щиплет в глазах. Коридор кружится. Франческа смотрит на нас через стекло.
— Эмили, я буду резок, — говорит Байрон, словно это для меня новость. — Ты сделала основательную — очень основательную — карьеру, но никто из высших эшелонов не спешит тебя заказать. Никто. И Грейс, и остальные — понимаешь? У них не возникла покупательская лихорадка. И, как я вижу, добиться этого можно лишь одним способом.
— Показы.
— Верно.
Я смотрю на стену трофеев и ничего не вижу. После той вечеринки из «Вог» меня выбирали (и не брали) трижды — ну и что? Когда-нибудь они поймут, я уверена!
Байрон гладит меня по плечу.
— Эмили, поверь мне: если они стремятся тебя заказать во что бы то ни стало, они этого не сделают никогда. Это не первый раз в моей практике.
Я молчу. Он продолжает.
— Ты пропустила показы в Нью-Йорке из-за работы. Не пропусти и Милан — тем более, когда тебя уже выбрали на несколько показов.
Я навостряю уши.
— Правда?
— Угу. — Байрон загибает пальцы. — Ферре, Ферретти, Конти…
— Конти отвел на меня время?
Байрон улыбается.
— Да. Я знаю, тебе не нужно объяснять, как много это значит…
Нет, не нужно. Хотя в итальянской моде несколько лидеров, король лишь один — Тито Конти. Этот модельер получил за свою женскую и мужскую одежду бесчисленные награды. Бутики под его именем открыты по всему миру. Но самое главное, его имя — это сильнейшая марка, синоним успеха. Если одеваешься в «Конти», значит, ты достиг успеха. Если я буду на него работать, значит, я тоже успешна. Все топ-модели участвуют в его показах; там бывают все знаменитые редакторы. Получить заказ от Тито Конти значит поймать синюю птицу.
Байрон сжимает ладонями мои щеки.
— Эмили, милочка: тебе дают шанс — пожалуйста, воспользуйся им!
— Значит… ты едешь в Милан?
— Ага.
Джордан садится рядом с Пикси, я подвигаюсь, освобождая место Мохини. Мои подруги отменили совместный завтрак на прошлой неделе и на этот раз хотели поступить так же, если бы я не позвонила им и не сообщила о грядущем отъезде. И вот они пришли в «Томз Дайнер» с пятнадцатиминутным опозданием, все в байках разных цветов, включая Джордан, которую такой ненакрашенной я еще никогда не видела — вполне вероятно, что она встала с постели пять минут назад.
Джордан барабанит ладонями по столешнице.
— На сколько едешь?
— На три месяца, может, больше.
— Круто! — говорит Мохини, открывая меню.
— Да, везунчик ты! — пищит Пикси. — Италия прекрасна: архитектура, искусство…
— Правда? — переспрашиваю я. — Даже Милан? Я слышала, он скорее промышленный центр.
Она пожимает худыми плечами.
— Ну да, но на поезде рукой подать до Флоренции, Венеции, Портофино, Тосканы…
— Можно ездить по выходным! — добавляет Мохини.
— Ну да… — бормочу я.
— Ты здорово проведешь время! — говорит Джордан.
Прелестно. Нет, правда. Я не хотела, чтобы мои подруги огорчались. Я хотела, чтобы они улыбались мне сияющей улыбкой, как на конкурсе красоты, и я бы улыбалась им в ответ, пока лицо не заболит.
К счастью, Никос, самый ворчливый официант этого заведения, подходит к нам, и наши щеки наконец-то могут отдохнуть.
— Хватит обо мне, — говорю я, как только кофе разлили и Никос удалился. — Вы-то как?
Мохини подпирает щеку ладонью и вздыхает.
— Три недели семестра, а у меня уже завал!
— В хорошем смысле, — поспешно говорит Джордан. — Правда, Хини?
— Да, в хорошем, определенно! — поправляется Мохини, кивая головой так энергично, что кажется, ее очки вот-вот отправятся в самостоятельное путешествие.
Хм-м-м… Я внимательно смотрю на Джордан, но та роется в своей сумке с книгами.
— Короче, очуметь! Эм, наша комната просто супер! Помнишь Кевина и Дейва, ребят напротив? Так вот, они устраивают ужаснейшие вечеринки! — провозглашает Пикси и пускается в подробное описание нескольких свежих примеров — ссор, знакомств и перепитий, совершенных случайной выборкой гостей.
— Не заскучаешь. — Я отхлебываю воды; неожиданно очень захотелось пить. — А как занятия в этом семестре? Здорово, наверное, когда перестали много всего задавать. — Именно этого я больше всего ждала от второго курса.
Джордан раскидывает руки в стороны.
— Да, как только построишь прочный фундамент, можно и в свободный полет!
Все трое разражаются хохотом.
— Вы что? — спрашиваю я.
Очевидно, она кого-то копирует, я только не знаю, кого.
— Это профессор Клайбер, — наконец выговаривает Пикси.
— Он ведет введение в архитектуру, — объясняет Мохини.
— Я знаю, кто такой профессор Клайбер! Это я предложила к нему записаться! — огрызаюсь я.
Они такие рассеянные — это просто невыносимо!
— Конечно-конечно! Какая я глупая, забыла. Извини! — Мохини так частит, что я уже стыжусь своей бурной реакции.
— Клайбер — это нечто, Эмма Ли, — говорит Джордан. — Настоящий истерик!
Пикси кивает.
— Такой смешной!
Я в предвкушении рассказа улыбаюсь.
— Правда?
— Трудно объяснить, — говорит Джордан.
A-а. Приносят еду. Мохини берется за сироп.
— Но Клайбер — это еще цветочек по сравнению с Думаи, — говорит она, выкапывая ров вокруг своих блинов.
— Этот мужик — просто козел! — говорит Пикси.
