Быстро и уверенно, да, — как Джад вынул пчелиное жало.
Я знаю, как здесь пройти.
Но здесь только одна дорога, подумал Луис. И тебя либо пропустят, либо нет. Однажды он попытался самостоятельно перейти через валежник и не смог. А сейчас поднимался быстро и уверенно, как в ту ночь, когда Джад показывал ему путь.
Все выше и выше, не глядя вниз, прижимая к себе тело сына, завернутое в брезентовый саван. Все выше и выше, пока снова не налетел ветер: он растрепал и взъерошил волосы Луиса.
Луис на мгновение застыл на вершине, а потом быстро спустился — как будто сбежал вниз по лестнице. Кирка и лопата глухо позвякивали, ударяя о спину. Буквально через минуту он уже стоял на упругой земле, усыпанной сосновыми иглами. Тропа уходила вперед, а позади громоздился валежник — выше кладбищенской ограды.
Луис пошел по тропе с сыном на. руках, слушая, как ветер стонет среди деревьев. Его уже не пугал этот звук. Ночная работа была почти завершена.
54
Рэйчел Крид проехала указатель «СЪЕЗД 8. ПОРТЛЕНД УЭСТБРУК — НАПРАВО», включила правый поворотник и перестроилась в правый ряд. Впереди показалась зеленая вывеска мотеля «Холидэй инн», сиявшая на фоне ночного неба. Постель, сон. Конец этого непрестанного, беспричинного, мучительного напряжения. И конец — пусть лишь ненадолго — этой убийственной пустоты, оставшейся на месте ребенка, которого больше нет. Это горе, она поняла, было похоже на удаление больного зуба. Сначала — лишь онемение после наркоза, но и сквозь онемение ты чувствуешь боль, что свернулась, как кошка, дергающая хвостом, и ждет, когда ей дадут проявиться. И когда действие новокаина пройдет, мало тебе не покажется, можешь не сомневаться.
Он сказал ей, что его послали предупредить… но вмешиваться он не может. Он сказал, что был рядом с папой, потому что они были вместе, когда его душа отделилась от тела.
Джад знает, но не говорит. Что-то явно происходит. Но что?
Самоубийство? Луис замышляет самоубийство? Нет, только не Луис. Я в это не верю. Но он что-то скрывал. Он мне лгал. Это читалось в его глазах… черт, да у него на лице было написано крупными буквами, он как будто хотел, чтобы я разглядела обман, чтобы я его остановила… потому что в душе он боялся, он так боялся…
Боялся? Луис никогда ничего не боялся!
Она резко вывернула руль влево, и машину начало заносить, шины заскрипели по асфальту. На миг Рэйчел показалось, что она сейчас перевернется. Но все обошлось, и она поехала дальше на север, съезд номер 8 и зеленая вывеска «Холидэй инн» остались за спиной. Впереди показался новый указатель, жутковато сверкавший отражающей краской. «СЛЕДУЮЩИЙ СЪЕЗД ШОССЕ 12 КАМБЕРЛЕНД КАМБЕРЛЕНД ЦЕНТР ДЖЕРУСАЛЕМС-ЛОТ ФАЛМУТ».
Джерусалемс-Лот, рассеянно подумала Рэйчел, странное название. Какое-то оно неприятное, даже не знаю почему… Приходи спать в Джерусалемс.
Но этой ночью ей не до сна; вопреки настоятельному совету Джада она решила ехать домой. Джад знал, что происходит, и пообещал, что он этого не допустит, но старику восемьдесят с чем-то лет и он потерял жену всего лишь три месяца назац. Рэйчел не могла полагаться на Джада. Она ругала себя за то, что послушалась Луиса, когда он чуть ли не пинками выгнал ее из дома, но после смерти Гейджа у нее совсем не было сил. Элли с ее фотографией Гейджа, с ее измученным лицом — лицом ребенка, пережившего торнадо или внезапную бомбежку. Иногда, долгими бессонными ночами, ей хотелось возненавидеть Луиса за то, что он причинил ей столько горя, за то, что он не может утешить ее, когда она так нуждается в утешении (и не дает ей утешить его самого), но возненавидеть не получалось. Она по-прежнему очень сильно его любила, и его лицо было таким бледным… таким настороженным…
Стрелка спидометра подрагивала чуть правее отметки шестьдесят миль в час. Одна миля в минуту. Может быть, через два с четвертью часа она будет в Ладлоу. Может быть, она успеет еще до рассвета.
Она включила радио и нашла портлендскую рок-н-ролльную станцию. Сделала звук погромче и принялась подпевать, чтобы не заснуть за рулем. Через полчаса портлендская станция начала пропадать, и Рэйчел переключилась на Огасту. Она открыла окно, впустив внутрь ночной ветер.
Кончится ли когда-нибудь эта ночь?
55
Луис заново переживал свой сон, и этот сон захватил его целиком; он то и дело поглядывал вниз, чтобы убедиться, что у него в руках — тело, завернутое в брезент, а не зеленый пакет для мусора. Он вспомнил, как, проснувшись наутро после той ночи, когда Джад отвел его в лес хоронить Черча, он почти ничего не мог вспомнить — зато сейчас все события ожили перед глазами. И еще ему вспомнилась та пронзительная острота ощущений, которую он испытывал по дороге, когда все чувства как будто протянулись вовне и соприкоснулись с лесом, словно лес тоже живой, и между ними установилась некая телепатическая связь.
Он шагал по тропе, узнавая места, где она была широкой, как шоссе номер 15, где она сужалась настолько, что ему приходилось передвигаться боком, чтобы сверток у него в руках не запутался в густых зарослях кустарника, и где она проходила среди высоких деревьев, чьи ветви смыкались над головой. Он вдыхал резкий запах сосновой смолы и прислушивался к странному тихому хрусту хвои под ногами — это было скорее ощущение, чем звук.
Наконец тропа пошла под уклон. Вскоре одна нога Луиса ступила в мелкую воду и начала вязнуть в топкой грязи… зыбучем песке, если верить Джаду. Луис огляделся и увидел участки стоячей воды между зарослями камышей и каких-то низких, неприглядных кустов с широкими листьями, какие бывают разве что в тропиках. Он вспомнил, что и в ту ночь здесь было светлее. В воздухе как будто разливалось некое электрическое свечение.
Следующая часть пути, она как валежник — надо ступать уверенно и легко. Просто иди за мной и не смотри вниз.
Да, хорошо… и кстати, ты когда-нибудь видел в Мэне такие растения? В Мэне или где-то еще? Что это?
Это не важно, Луис. Просто… просто иди.
Он пошел дальше, глядя на влажную, заболоченную землю прямо перед собой, чтобы видеть, где будет следующая кочка, его ноги переступали с одного травянистого холмика на другой — мы принимаем силу тяжести за аксиому, это и есть вера, подумал он. Эту фразу он услышал не в колледже на занятиях по теологии или философии, ее произнес его школьный учитель физики на одном из уроков под конец четверти… и она накрепко врезалась Луису в память.
Он принял за аксиому способность микмакского кладбища воскрешать мертвых и теперь шел по Духовой топи с сыном на руках, шел, не оглядываясь назад и не глядя вниз. Сейчас на болоте было более шумно, чем тогда, в конце осени. В камышах непрестанно кричали птицы, их пронзительные голоса казались Луису неприветливыми и недобрыми. Иногда раздавалось кваканье лягушек, похожее на звон натянутой резинки. Он не прошел и двадцати шагов в глубь Духовой топи, как у него над головой пронеслось что-то темное… наверное, летучая мышь.
