И древнее заклятие подействовало. Псы, прыгая и грызя землю,приостановились за каменной насыпью, оглашая воздух истошным лаем, но больше неделая попыток броситься на Лизу, когда она медленно, двигаясь словно во сне, наподгибающихся ногах прошла мимо них к низкому строению, сложенному из поросшихмхом камней.
Несомненно, что она забрела в какой-то чаир [132],а уродливая сакля – прибежище чабанов. Несомненно также, что их не случилось наместе, иначе кто-нибудь да появился бы взглянуть, чем так всполошены псы. Ночарводары [133] могли появиться в любой миг; потому Лиза, какни была измучена и исхлестана дождем и ветром, задержалась под крышей недольше, чем ей понадобилось, чтобы прихватить тыкву-долбленку с водой и круговечьего сыра, накинуть овечью шкуру, валявшуюся на нарах, сунуть разбитые вкровь босые ноги в разношенные, растоптанные, но еще крепкие постолы [134].
Притихшие было псы встретили ее появление новым взрывомперебреха, но без особого усердия и злобы. То ли признали за свою, то липоуспокоились: гроза резко шла на убыль, унося с собою все собачьи страхи;можно было растянуться на мокрой глине и спать до утра, благо ночь вновь дышалатеплом; ветер с неимоверной быстротой уносил обрывки туч, и тихий серебристыйсвет уже струился с омытых, прояснившихся небес.
* * *
Новое утро Лиза встретила на горной тропе. Огляделась и неповерила глазам: позади, откуда пришла, чудовищное нагромождение хребтов.
Как удалось одолеть их и остаться живой и невредимой? Какойнезримый проводник привел ее в страну этих исхлестанных ветрами скал, тонапоминающих плавные складки тяжелой серо-коричневой парчи, то являющих собоюпричудливые развалы кряжей, гребней, глыб, то вовсе обнаженных, то слегка прикрытыхзелеными, желтыми, багряными пятнами лесов?..
Солнце взошло и высветило такую прозрачную, звонкую синеву,что Лиза даже зажмурилась на миг. Глазам было больно от этого щедрого,праздничного света! Всюду нежились в этом золотисто-синем сиянии горы. Наверное,вокруг простирался тот самый Карадаг, о котором однажды рассказывал ЛизеБаграм, – несравненной красоты соцветие древних скал, каменный венок,раскинутый на берегу Черного моря, приют свободных птиц, вольных ветров,диковинных растений, вместилище загадок, отрада взора…
О да, отрада взора! Жительница равнинных рек и лесов, Лизапыталась найти привычное успокоение в созерцании разноцветного буйстварастительности, но взгляд ее против воли льнул к близко нагрянувшим горам.
Лиза не замечала, что глаза ее полны слез; просто зубчатыеокоемы вдруг начали расплываться, и она нетерпеливо утерла лицо, чтобы вновь ивновь смотреть на сказочный костер, вздымающий из сизой рассветной дымки свойвековечный пламень до самых небес.
Горы, горы… О, какие, какие же они! Сколь многолики, скольосмысленно-человекоподобны их недвижимые черты… Нет, они лишь притворяютсянедвижимыми!
Со всех сторон на нее упорно глядели из-под нависших,тяжелых лбов, увенчанных рогатыми коронами, непроницаемые очиполуптиц-полульвов, вольно развалившихся на кряжистых тронах властителей ивластительниц, охраняемых псами-исполинами и медведями с умными, печальнымимордами. К ней оборачивались и через шаг-другой отвращались новые и новые ликиКарадага: то успокоившись, то сочтя за лучшее на время затаиться, а порою ивовсе исчезнуть бесследно, они растворялись в солнечных лучах, отшатывались втень и снова наползали, опережая друг друга, меняясь местами, перетекая один вдругой, гигантские, не описуемые никакими словами чудища, пребывающие как бы ввечном полусне под этим вечным солнцем…
Горы опускались и поднимались, время текло неостановимо;Лиза шла, как во сне, не замечая усталости, на ходу утоляя голод и жажду тосыром, то водой, то пригоршней сладчайшей, нежнейшей боярки, порою оглядываясьна искристый, пронизанный лучами туман, курившийся над долиною.
Далеко внизу, занимая неоглядное пространство, колыхалось иволновалось синее море.
Она никогда не видела ничего подобного и, не дыша, смотрелана утесы, которые смело шагнули в сверкающие волны. Вдали еще один каменный,длинный, плоскоглавый зверь окунал свое долгое тело в море. Густой, яркойсиневой окрашены были воды вблизи берегов, а поодаль играли все оттенки золота,серебра и густой зелени.
То и дело ветер готов был сорвать Лизу с неверного камня иунести в бездну. Страх мешался с восторгом, придавая ее лихорадочному,торопливому скольжению вниз необходимую осторожность: долго выбирать, кудаступить, пробовать ногою камни, цепляться за ветви.
Лиза почти не помнила, как окончился путь, как глубже испокойнее вздохнула грудь, как под дрожащею ногою простерся обширный берег.
Он весь был засыпан грудами прекрасных разноцветныхкамешков: синих, лазоревых, розовых, черных, зеленых, прозрачных илиослепительно белых, сверкающих, влажных, любовно лелеемых волнами, и Лиза селамеж ними на мокрые водоросли, также разбросанные по берегу, уверенная, чтопопала если не в рай, то уж точно в чертоги морских сказочных цариц.
Красота переполнила сердце молитвенным восторгом. Сложивруки, Лиза стала на колени.
– Боже, благослови день мой, век мой, пусть и краткий! Дапроведу я его во славу Твою, да успокоится душа моя, и сердце да отвернется отвсех забот мира сего; понесу я крест Спасителя моего с радостью, благодарениеми любовью!..
Вовсе уж обессиленная, она легла ничком на огромный плоскийвалун и вся погрузилась в созерцание моря, где глухая зелень старой хвоиперетекала в прозрачный, чистый изумруд, ну а потом и там и тут стекалась сзыбью мутно-серой и круто выгнутой волной столь мощно ударяла в берег, чторокот несся над землей. Шипя, волна стекала с камней. Так море с берегомиграло.
Плавно, неслышно подступил вечер. Горные долины, с которыхразом сбежал солнечный блеск, холодно помрачнели. Но на вершинах гор ещесверкали золотые россыпи лучей.
Карадаг лежал и дремал, опустив в воду гигантскую рогатуюголову – Индрик ли зверь [135], Змей ли Горыныч – бог вестькто, но огромный, спокойный, ленивый, таинственный, великолепный! Складки егокаменной чешуи постепенно сглаживала тьма, и скоро синяя прозрачная глыбарастворилась в ночи.
Показался месяц. Розовое зеркало притихшего моря слилось счерным зеркалом небес. Какая-то звезда горела ярко и бело, и ее бледноеотражение перетекало в отражение молодого месяца и, словно серебряный нож,пронзало незримые во тьме волны.
