Во всяком случае, это решительнее всего доказывает, что необычайное долголетие Сен-Жермена является вздором. Во всяком случае, иллюстрирует знакомую мифоманам уловку: берут признанный факт, в данном случае слова фон Глейхена, и приделывают к нему какую-нибудь дурацкую выдумку. Таким образом, получается нечто вроде мумий русалок, которые фальсификаторы XIX века исхитрялись изготовлять для простодушных любителей диковин наполовину из рыбы, наполовину из человеческого зародыша. А наивных чудаков находилось немало: научный позитивизм не помешал почтенному математику Шалю купить у какого-то отъявленного ловкача тиару царя Саитафарнеса и письма Марии Магдалины к Иисусу Христу на старофранцузском языке…
Добавлю, что к неосторожным провокациям самого Сен-Жермена надо присовокупить также неимоверную чушь, которую болтал один забавный персонаж того времени, некий Гоув, называвший себя лордом Гауэром; он рядился Сен-Жерменом и бегал по парижским салонам, рассказывая всякий вздор, например, что знавал самого Иисуса, лучшего человека на свете, но слишком романтичного и неосмотрительного, что присутствовал на браке в Кане Галилейской, охотился с Карлом Великим, был хорошо знаком с Анной, бабушкой Иисуса, и даже добился благодаря своему влиянию и личному присутствию на Никейском соборе ее канонизации!
Другая монументальная несуразность — история с экономкой, впавшей в детство после того, как выпила эликсира вечной молодости Сен-Жермена, — тоже одна из мистификаций этого милорда.
Однако парижане с наслаждением поглощали все эти глупости и повторяли их.
Беда в том, что эти измышления попадали в свидетельства того времени, а потом и в более серьезные труды. Таким образом, Сен-Жермен оказался в одном ряду с фальсификаторами и мистификаторами, которыми кишели все века.
Легковерие, поддерживаемое вкусом к науке
Отчасти Сен-Жермен сам в этом виноват: подобно многим другим в эпоху Просвещения, а также до и после нее, от императора Рудольфа II до Гельвеция и Ньютона, он, например, увлекается алхимией. О чем много говорит, поскольку столь же красноречив, сколь и образован. Влиятельные особы доверчиво внимают его поразительным речам о том, что он способен якобы превращать металлы в золото, чем объясняется для всех его незаурядное богатство, умеет «очищать» алмазы от изъянов (это гораздо более серьезно, как мы увидим) и владеет секретом вечной молодости, а потому, разумеется, бессмертен.
Но он к тому же выдает себя за посвященного — в том пространном, если не туманном смысле этого слова, который придавался ему на протяжении почти века. Он состоит в рыцарском ордене тамплиеров, он франкмасон, основатель ордена Пресвятой Тринософии, и знаменитая Елена Блаватская, основательница Теософского общества, пылко встает на его защиту в мартовском номере своей газеты «Теософист», квалифицируя его как великого человека, ученика индийских и египетских гиерофантов, сведущего в тайной мудрости Востока…
В 1990 году в Нью-Брунсвике, Нью-Джерси, США, появился сногсшибательный труд «Count Saint Germain, The New Age Prophet Who Lives Forever»,[57]помимо прочего повествующий о channeling, то есть о спиритическом контакте с графом при посредстве мастера-метафизика Уильяма Александра Орибелло, уверявшего, что видел графа в облике молодого человека, проживавшего в Филадельфии. Видимо, еще до того, как тот удалился в тайный монастырь под Тибетскими горами, где на протяжении веков предавался своим алхимическим ритуалам, как уверяет в том же опусе «физическая артистка» Кэрол Энн Родригес…
В 1846 или в 1847 году, сообщает Ален Деко,[58]некий англичанин по имени Вандам уверял, что встречал Сен-Жермена при дворе Луи-Филиппа под именем майора Фрезера. Итальянский писатель Энрико Контарди-Родио рассказывал, что в 1934 году Сен-Жермен нанес ему визит. В 1945 году журналист Роже Ланн, который, однако, вовсе не с луны свалился, был уверен, что встретил графа на юге Франции. Одна парижская газета подхватила новость. Но потом некая читательница написала Деко, что журналист обознался и что встреченный им человек был ее собственным мужем.
В 1980-х годах графа де Сен-Жермена вновь видели в Париже, в окружении певицы Далиды…
На протяжении трех веков миф о Сен-Жермене беспрерывно оживляют — с большим или меньшим пылом.
Эта странность социологически весьма показательна. При старом режиме люди были ничуть не более глупы, чем при революции или в наше время. Как это ни парадоксально, но вкус к науке, распространенный энциклопедистами в образованных кругах, разжег также веру в чудеса. Химия, физика, ботаника, палеонтология уготовили тогда людям столько сюрпризов, что многие из них, даже весьма просвещенные, слепо верили, что чудеса вот-вот хлынут из реторт и перегонных кубов и что изучение растений и тайн природы вполне может привести к открытию эликсира вечной молодости.
В нашу эпоху физика, ядерная энергетика, а потом и генетика, не говоря о прочих науках, тоже открыли нам множество сюрпризов, возбудив и поощрив тягу к чудесам. О чем свидетельствует богатство научной фантастики: в этом отношении мы ничуть не отличаемся от людей XVIII века.
Сен-Жермен, защитник короля Франции
Несмотря на свою лубочную маску и наивную склонность к оккультизму, Сен-Жермен вел активную политическую жизнь.
Об этом свидетельствуют касающиеся его документы, которые хранятся в архиве Министерства иностранных дел Франции, в Королевском архиве Нидерландов (фонд Бентинка ван Рооне) и в Митчеловском фонде Британского музея в Лондоне, равно как и другие, менее надежные свидетельства.
Обмен письмами с февраля 1760 по январь 1761 года между герцогом де Шуазелем, министром Людовика XV, и графом д'Афри, послом Франции в Нидерландах, которые тогда назывались Соединенными провинциями, недвусмысленно доказывает, что Сен-Жермену было поручено Людовиком XV и военным министром маршалом де Бель-Илем начать тайные переговоры с Англией.
Эта миссия, формально противоречившая деятельности Шуазеля, натолкнулась на противодействие его ставленника д'Афри. Хотя Сен-Жермен располагал инструкциями короля и вполне определенными письмами маршала де Бель-Иля, д'Афри отказался аккредитовать Сен-Жермена, что серьезно скомпрометировало его собственную миссию и престиж посла; он начал яростную кампанию против Сен-Жермена, называя того бродягой и требуя от республики его ареста. Граф был обязан своим спасением только бегству. В самом деле, король не осмелился прийти на помощь своему эмиссару, что вызвало бы серьезный конфликт между ним и Шуазелем, а Бель-Иль, министр Шуазеля, тоже ничего не мог тут поделать.
Позиция д'Афри гораздо более объяснима, нежели его бешеная злоба по отношению к Сен-Жермену: открытие мирных переговоров с Англией создало бы в Европе серьезный кризис; помимо прочего это представляло собой резкий разрыв с Австрией, рассматривавшей Англию как противника, поскольку была в союзе с ее главным врагом — Пруссией. Однако Шуазель построил свою репутацию как раз на союзном договоре с Австрией. К тому же этот министр был исполнен решимости продолжать войну против Англии, чтобы поддержать французские колонии в Америке и фактории в Индии. Обсуждать мир с Англией означало публично оскорбить его.
