Вопли Тедди умолкли, и мы все перевели дух.
Кроме Мисси. Она не упустила случая направить свой челн в нужную сторону.
— Если Томми мертв, — сказала она сквозь слезы и стиснутые зубы, — я знаю, где перстень.
Миссис Ренквист, перенацелившая полный отвращения взгляд с Тедди на меня, теперь с задумчивым интересом повернулась к Мисси.
— Говори, милая, — ободрила она с почти приятной снисходительностью. — Мы ждем.
— Вы знаете, где его тело? — нервно спросила Мисси.
Миссис Ренквист глянула на Аттика, который явственно кивнул.
— Да, знаем.
Она подумала еще и перевела взгляд ко мне.
— Или знали.
«Очень мило, Мисси», — подумал я и сказал:
— Вы и сейчас знаете, хотя, — добавил я настолько зловеще, насколько позволяло благоразумие, — инспектор Бодич не замедлит его обнаружить.
Я оглянулся на Мисси.
— Он в любой момент может опознать мертвеца с Семидесятого причала, что приведет его к бригадиру Томми.
Миссис Ренквист взглянула на Мисси:
— Семидесятый причал?
Мисси, как видно застигнутая врасплох, повернулась к ней со словами:
— Нам нельзя терять времени.
Она набрала в грудь воздуха:
— Я прошу о милости.
Ее милость величественно выпрямилась.
— Всего лишь малость, — поспешно добавила Мисси. — Это, в сущности, не более как восстановление справедливости.
Мы все знали, о чем она попросит. Или думали, что знаем. Но миссис Ренквист пожелала, чтобы Мисси произнесла это вслух.
Мисси собралась с духом.
— Я в любом случае скажу вам, где перстень. Вы это знаете. Но Дэнни… — произнесла она и скользнула по мне взглядом из-под ресниц, как школьница, признающая свой провал перед ученическим собранием, и, надо признать, она выглядела убедительно. — Дэнни… близкий друг, в прошлом, как вы знаете, он хорошо послужил нам обеим. Я была очень тесно связана с ним в последнее время. Мы долго обсуждали нынешнее положение. Я могу вас заверить, что он почти ничего не знает. Его привела сюда цепь несчастных случайностей. Если бы Джеральд своей паникой не заставил Рени…
— Мы не произносим имени этого двуличного предателя, — резко прервала ее миссис Ренквист.
Вместо того чтобы заметить, что это звучит, как осколок былого величия, Мисси коротко и покорно кивнула и поспешно вернулась к своей просьбе.
— Да, конечно. Но даже теперь, уверяю вас, он все еще ничего не знает. По нашей же глупости прошу вас, дайте мне закончить — он делал ошибку за ошибкой до самой последней, которую совершил, ввалившись сюда. Почему он должен расплачиваться за наши промахи? Если бы Томми не подослал к нему тех трех придурков…
— Да, — задумчиво согласилась миссис Ренквист. — Они были ничтожествами. Совершенно некомпетентными.
— Согласна, — покорно подтвердила Мисси, — но трудно было решить, что делать, когда Томми на каждом шагу вмешивался…
— Да-да, — нетерпеливо перебила миссис Ренквист.
Заметив, что сигарета погасла, она поднесла кончик к огоньку свечи.
— Ваша милость, — сказала Мисси, словно готовясь к последнему прыжку, — если вы сочтете возможным освободить моего друга, я представлю обычное ручательство за его… поведение.
Обычное ручательство? Я мог бы заодно снизить немного расценки на рамы. Но в кои-то веки я удержал рот на замке.
Комната погрузилась в молчание, пока миссис Ренквист курила. Потом голосом огорченной матери она обратилась ко мне:
— Дэниел, ты понимаешь, что Мелисса ручается за твою жизнь своей собственной? Ты понимаешь, что ты в свою очередь должен поручиться за нее своей? Ты понимаешь, что это взаимное поручительство являет собой не менее как венчание кровью?
Я, должно быть, замялся. Безусловно, у меня в горле стоял вкус крови. В конечном счете, однако, я отозвался с таким почтением, словно обращался к самой Гере. А что еще мне оставалось? Не отказываться же от бедняжки?
— Понимаю, — произнес я самым торжественным тоном.
Ренквист трижды коротко затянулась и откинулась на троне.
— Решено, — глухо произнесла она, не выпустив и струйки дыма.
После новой паузы, в продолжение которой, как я догадывался, она балансировала на самой грани сознания, она деликатно ткнула наполовину выкуренной сигаретой в устье пепельницы, изображавшей беззвучно рычащую химеру.
— А теперь, дитя мое, — она вернула потухший окурок в жестяную коробку, — где перстень?
Мисси заговорила самым нейтральным тоном, какого я никогда от нее не слышал, словно повторяя наизусть неприятный урок.
— Джеральд сговаривался не с Рени, а с Томми. Если бы любого из них поймали или серьезно скомпрометировали, если бы любой из них оказался не в состоянии надежно скрыть перстень, он должен был…
Мисси запнулась. Ее бесстрастие дало трещину.
— Он должен был… понимаете… проглотить кольцо.
Молчание, полное и непроницаемое, наполнило комнату.
— Томми еще тренировался.
Молчание.
— Глотал — возвращал, глотал — возвращал, глотал…
Молчание.
Мисси совсем тихо добавила:
— Теперь вы знаете где.
Миссис Ренквист взглянула на Аттика. Его глаза, два отверстия в обсидиановую пустыню, не выдали ничего.
На меня никто не смотрел. К чему? Я, как обычно, понятия не имел, о чем они говорят.
— Действительно, — задумчиво заговорила миссис Ренквист, — у Томми был довольно странный вид, когда Аттик его… допрашивал. Но, милочка, мы думали, она сговорилась с этой тварью.
— Джеральд…
Миссис Ренквист метнула на Мисси свирепый взгляд, но та упрямо вздернула подбородок и договорила:
— Джеральд участвовал в договоре, но перстня у него никогда не было. А значит, не было и у Рени. Томми, как вы знаете, хотел получить только «Кодекс». Но он никогда не упускал из виду перстня.
При всем внимании, какое уделяла убийству Джеральда Ренквиста его мать, Мисси с тем же успехом могла бы обсуждать магнитную индукцию в фургонах, развозящих гамбургеры. Женщина осталась совершенно равнодушной. Мать Джеральда Ренквиста не желала думать ни о чем, кроме перстня Теодоса.
— Он как зачарованный следил за «Кровавой Мери», — сказала она в задумчивости. — Мы заметили, но не придали этому значения. Когда мы довольно шумно вошли, он держал стакан вина. Для вина было слишком рано, даже для белого. Мы не удивились…
«Чему тут удивляться», — думал я, рассматривая собственное запястье. Оно было бледным, веснушчатым, его пересекали три морщины на сгибе ладони, и сквозь кожу проглядывали главная и две меньшие вены, идущие параллельно ей. Представьте, что вы летите в Бербанк жаркой осенней ночью. За огнями шоссе, за мерцанием пригородных кварталов, ограниченных линией берега, все в огне: он мерцает под испускаемым им же дымом, как провал в ад. Кто не засмотрится на него? Это конец света, и от него нельзя оторвать взгляд.
