к цивилизации (монументы, письменность, города, скотоводство, земледелие, гигантомания строительных работ) возникает на Земле отдельными очагами не ранее пятнадцати тысяч лет назад. Связующим звеном между первобытной культурой и цивилизацией является только шаманизм, преобразованный в эпоху цивилизаций в жречество. Что касается образа жизни, то происходит полный разрыв жизни до цивилизации и после. До цивилизации люди не приручали животных, не пахали, не строили жилища из камня, не жили на одном месте и не жили там, где «не цветут абрикосовые деревья» (Библия). Помехи в первобытный образ жизни внесли оледенения, роль которых не следует преувеличивать, поскольку большая часть человечества мигрировала в теплые края, а цивилизации появлялись исключительно в жарком климате.
Естественно, возникает вопрос: почему в разных частях планеты без особых причин прерывается устоявшийся образ жизни человечества? Причем, образ традиционной жизни не просто прерывается, а прерывается нелепым образом. А именно: по инициативе жрецов появляется общественная повинность – например, на ровном месте насыпать гигантский холм. У холма изначально нет назначения: просто холм. Но есть скрытое значение: требовать труда, причем «в поте лица своего». В дальнейшем жрецы трудовую повинность усилят тем, что задействуют способ «собирать камни» – просто в кучу. Лишь позднее складу камней найдут применение – складируют в башню, зиккурат. Жрецы организуют под видом строительства именно труд как таковой, причем, «сизифов» – по принципу «лишь бы наработаться».
Философия истории начинается с проблемы «сизифова труда» ранних цивилизаций. Цивилизация в её современном виде ценит труд за его прагматическое значение (техническое, экономическое) – в то время как исторически это не его исходное и не основное значение. Уже олимпийская мифология помещает бога труда Поноса в свиту Танатоса вместе с божествами болезней и старости. Символическое значение понятно: труд не есть путь к жизни, а есть способ умирания совместно с болезнями и старостью.
Интересно, что студенты на вопрос «Как христианство относится к труду?» отвечают уверенно и не задумываясь: положительно. Между тем, всё не так однозначно. Первые христианские общины, ориентируясь на аскетизм, к труду относились отрицательно: труд – путь к обогащению и, соответственно, мимо нравственности. Отношение христиан к труду изменилось столетия спустя после появления монастырей, причем, по весьма пикантным обстоятельствам. Как известно, монастырская жизнь требует соблюдения аскезы и воздержания от любой «страстности». Оказалось, что можно за счет силы воли переносить голод, холод, половое воздержание, но в аскезе есть одно слабое место: ночные сновидения, которые непроизвольно приобретают эротический характер. Как показал монастырский опыт, «прелесть» сновидений неистребима. После упорной «борьбы с блудом» выход неожиданно нашёлся: им оказался длительный и тяжёлый труд перед сном, именно с точки зрения затрат физической силы. Так труд в христианстве был оправдан – ради борьбы с ночными эротическими сновидениями. Поводом для «труда» стало таскание камней и поднятие целины. В итоге монастыри обросли монументальными каменными стенами и распаханными полями, что естественным образом сказалось на обороне и системе питания. Экономическая роль труда оказалась не источником экономики, а следствием психотехники в качестве профилактики эротических сновидений – о чём был мой доклад в Смольном на одном из Петербургских экономических форумов [Костецкий, 2010]. Связка труда и эротики в понимании цивилизации оказалась не прямолинейной, но далеко не случайной.
После работ З. Фрейда сексуальная проблематика в социально-гуманитарных науках стала дежурной, причем в самом банальном толковании. Примером может служить монография Г. Маркузе «Эрос и цивилизация» (1955 г.). Логика выстраивается просто: цивилизация не существует без труда; труд подавляет либидо; молодёжь страдает от подавления либидо и бунтует, – правильно делая. В этой логике полностью отсутствует не только понимание истории, но и понимание позиции З. Фрейда. По Фрейду, репрессивную роль для человечества представляет именно либидо, которое возникает не к месту и времени, и даже не в интересах человека и человечества. У животных половое влечение, в отличие от человеческого «либидо», кратковременно и своевременно – возникает на период брачных отношений и более не беспокоит. З.Фрейд как врач фиксировал чрезмерность либидо, его несоразмерность даже физическим возможностям человека, отчего и предполагал необходимость сублимации. Г. Маркузе произвольно отождествил «либидо» в учении З. Фрейда с Эросом как «принципом удовольствия», «влечением к жизни». Послевоенная Европа восторженно приветствовала ошибочные построения модного философа.
Странный факт чрезмерности либидо Фрейд как врач фиксировал, но, не находя достаточных оснований, как честный ученый отказался комментировать. В результате желающих «досказать за Фрейда» по всему миру оказалось предостаточно. Фрейдовское «Оно» на подиуме теорий как только не крутили: «инстинкты», «архетипы», «природа человека», иррациональное «бессознательное». При этом никто не удосужился заглянуть в анналы этнографии. Между тем, еще при жизни Фрейда в России вышла монография ак. Штернберга, в которой совершенно недвусмысленно вскрывался источник навязчивого либидо – это эротические сновидения, обязующие становится шаманом или шаманкой.
Как показали исследования сибирского шаманизма под руководством ак. Л.Я. Штернберга, шаманом становятся не по «выбору профессии», а по принуждению методом навязчивых эротических сновидений самого нескромного характера. Эротика шаманских сновидений – это не эротика романса или брачных отношений, а эротика «Кама сутры» – с невероятными позами при невероятных обстоятельствах, причем на протяжении всего времени сна – во вред здоровью. Будущий шаман не может избавиться от навязчивых эротических сновидений иначе, чем заключить брачный «завет» со своим сновиденческим персонажем, который мучает его весь период полового созревания. Л.Я. Штернберг назвал шаманизм «сексуальным избранничеством», осуществляемым в сновидениях неким персонажем методом принуждения, угроз, шантажа, насилия.
В своей монографии «Первобытная религия в свете этнографии» [Штернберг 1936]. Л.Я. Штернберг показал, что шаманизм основан на личном общении шамана с неким «духом предков» (противоположного пола) в рамках сначала сновидений, потом ритуального транса. Причем, активность к эротике сновидений идет именно от «духа предков» и по воле его (её) фантазий, с характером принуждения. Весь период полового созревания ночные эротические сновидения просто изматывают подростка, погружая его в «шаманскую болезнь». В сновидениях подросток оказывается в положении наложника (наложницы) «духа», на котором осуществляются сексуальные практики, неведомые не только ему, но и традициям его народа. В случае отказа от навязчивых приставаниях обязательно следует серия угроз, а затем и наказаний. «Шаманская болезнь» исчезает после заключения «завета» – согласия на брак методом сновидений, – так возникает феномен культуры под названием «иерогамия» – священный брак.
С принудительным характером сексуальных отношений знакома и Библия, начиная с Ветхого Завета. В Книге Бытия упоминается о том, что некие «сыны божии» входили к дочерям человеческим и те рожали. После чего следует «гнев божий» – за «растление». Наказаны, как известно, были не проказливые «сыны», а все «твари божии», что призывались «плодиться и размножаться». Олимпийская мифология тоже не свободна от сюжета соблазнения богами земных
