и сам он не ошибся ли, давая ей доступ к главному оружию ведающих — травам и никак не ограничивая её магию? Они все слишком мало знали о ведьмах и их возможностях. Не стоило ему рисковать и давать ей в руки то, что не может до конца контролировать и просчитать! Но искушение оказалось сильнее доводов разума.
Глава Ковена, надо же! Со своими кудрями, парящими вокруг лица, нежными губами и хрупкой фигурой, она не выглядела ни солидной, ни грозной. Она выглядела… желанной. Больше всего на свете, он хотел бы быть с ней, жить с ней всю свою долгую жизнь, растить детей, спорить и ссориться по пустякам. Потому, что всё в жизни пустяки, кроме смерти.
А ему остаётся только это недолгое время, миг в безвременье, где они оба зависли, залипли, как мухи в мёд. Оно скоро кончится, он ощущал это. Как? Чем? Чем угодно, но только бы не её смертью. По поводу себя особых надежд не было, хоть он и старался сделать всё, чтобы выжить.
Король не простит ему того, что он оставил его без помощи Хранителя на семьдесят лет. Даже если поверит в его версию событий, не простит. По его логике, племянник или всё королевство должны погибнуть, чтобы защитить его, но его позиции не ослабить ни в коем случае. Да и дух их мира пообещал ему кровавое воздаяние. Значит так и будет. Хранитель не смог бы солгать ему тогда.
Как обезопасить Кирию он уже придумал и предпринял для этого необходимые шаги. Если его схватят или убьют, ей помогут уйти в родной мир. Войти в эти комнаты, увидеть их, сможет только тот, кому он сам дал на это право. А в его дружбе и верности Дар не стал бы сомневаться никогда.
Она уйдёт и будет жить. От этой мысли становилось и легче, и больнее одновременно. Почему всё так? Он даже дотронуться до неё не может, чтобы не поставить её жизнь под угрозу! И всё, что ему остаётся, это наблюдать, как она готовит зелье для волос. Пусть они будут такими длинными, чтобы он мог не только гладить их, но и намотать на руку или шею…
* * *
Кира, не подавая вида, внимательно посматривала на Дароса. Он вёл себя странно все последние дни. Был очень тихим, молчаливым. Только смотрел на неё такими глазами, что ей хотелось плакать. Она и плакала днём или принимая ванну вечером. Не могла удержаться.
Глаза были точь в точь как у Олиха, когда тот смотрел на Любаву. Они и умоляли, и страдали, и обожали, и несли для неё приговор. Он не сможет выдержать такую жизнь долго. Жить как брат и сестра с тем, кого жаждешь больше жизни? Что может быть смешнее? Или страшнее, в их случае?
Даже в "колыбельных", что нашёптывал ей по ночам дракон звучало теперь не умиротворение. Там оставалась нежность, её стало даже больше, но нарастали, она чутко ловила это, тоска, обречённость, боль. Он не удержится и убьёт её. Скоро. И уйдёт следом. Дракон чувствовал будущее всем существом и страдал.
Человек не ощущал этого. А потому шёл в пропасть прямо, безоглядно и гораздо быстрее, чем мог бы, если бы понимал, как беззащитен он перед притяжением пары.
— Странно, — думала Кира. — Это могучее, практически всесильное существо и есть отражение моей души. Что в нас обоих есть такое, что так роднит нас?
Эти дни и недели, когда они застыли на изломе времени, стали для неё откровением. Он был весь для неё. Был так близок и понятен, что скажи ей кто-то об этом раньше, не поверила бы. Не он один пропадал в том, что их связало. Кира тоже плавилась от нежности, восхищения, любви. Если бы дело было только в её жизни, она не глядя шагнула бы в этот омут. Но погубить даже не двоих, а неизвестно сколько разумных из-за мечты? Никогда! Она хорошо представляла себе, как печальный и нежный стон дракона, что она слышала по ночам, обернётся безумным рёвом и чего он будет стоить миру. Потому и торопилась так, как только могла.
Сняла котелок с огня, охлаждаться. Понимающе ухмыльнулась, когда Дарос тут же испепелил неиспользованные травы.
— Это ещё не всё, дракон. Нужно три дня варить разные зелья. Сегодня я вотру это в волосы, они подрастут. И завтра тоже. На третий день ты увидишь эффект во всей красе.
* * *
И он увидел. На четвёртый день поутру. Теперь косы Кирии доставали едва ли не до земли. Сама она была недовольна:
— Я, наверное, полдня потрачу, прежде чем расчешу их и заплету. Может быть, укоротим немного?
— Нет, — коротко ответил Дарос, зарываясь в кудри руками и притягивая за них Кирию к себе ближе.
Он выглядел сейчас странно. Каким-то осоловевшим, немного безумным. Обнял Киру, замер и не отпускал. Только шумно дышал ей в макушку. Потом осторожно поцеловал волосы.
Столько нежности было в этом трепетном поцелуе! Но не только её ощутила Кира. Её хорошо учили и она ощутила многое: и то, насколько он открыт перед ней, и то, как медленно и верно теряет контроль, и то, что пока не ощутил за полнотой чувств он сам. Он потянулся к ней и потянул силы из неё.
Едва-едва.
Киру удивило, что это не страшно. Вместо ужаса и безысходности она ощутила ответный трепет и невыразимую нежность к нему. Готовность ко всему. И сбросить этот морок не просто не получалось, но и не хотелось.
— Вот как действуют драконы на сознание жертвы, когда поглощают её! — думала она, плавясь в его руках. — Как говорится, умри счастливой!
Чувство юмора и тут не подвело её. Потом, правда счастливый дурман начал рассеиваться. Он прошептал ей в волосы:
— Сегодня иду к королю.
Кира вздрогнула, и он обнял её сильнее:
— Я вернусь. Сегодня вернусь. Он никогда не карает сразу. А значит, у меня будет время подготовиться. У нас будет время…
И снова эти объятия, выматывающие душу. Только теперь она приветствовала то, что происходит. Отдавала свои силы с радостью, спокойно. И просила богов сберечь
