молодёжь?
— Я хотел отвезти Каталину в ресторан на ужин, — произносит Гай.
— Замечательно! Вот и сходите!
Я недоверчиво кошусь на него, не понимая, что за игру он затеял. Очередное издевательство или что похуже? Вистан Харкнесс чертовски непредсказуем. Мне всё кажется, что в любой момент он достанет пистолет и пристрелит меня на месте, хотя в последние дни он и ведёт себя со мной почти галантно. Почти как с дочерью.
Камилла в доме Харкнессов после своего уезда с мужем не показывалась. Я только рада этому. Лишнее лицезрение её лица заставляло бы меня едва сдерживаться от самого настоящего нападения на неё.
Вистан встаёт, вытерев рот салфеткой.
— Обедайте дальше без меня. Увы, покину вас. Дела ждут.
Больше не сказав ни слова, он действительно просто выходит из столовой, а охрана идёт за ним. Вместе с Вистаном из помещения вытесняется и всё напряжение и накалённый им воздух. Плечи у меня расслабляются. Гай устало вздыхает.
— Так значит, ресторан? — спрашиваю я, желая отвлечь его.
Подняв голову, он нежно мне улыбается:
— Да. Я, конечно, ещё не успел спросить у тебя, хочешь ли ты...
— Конечно, хочу. Побыть с тобой наедине – всё, что я хотела.
А наедине бывать с ним почти невозможно, как оказалось. Гай все эти дни пропадает на особых заданиях, которые даёт ему отец. Вистан словно не желает оставлять нас без своего «присмотра». Так что спим мы даже отдельно, в своих комнатах, будто послушные дети строгого родителя.
— Так продолжаться не может, — говорю я, хмурясь.
Резкая смена моего настроения заставляет Гая пристально взглянуть на меня.
— Разве это можно назвать жизнью? — тем временем продолжаю я. — Вечный прессинг со стороны твоего папаши... Это невыносимо.
— Я не могу ничего сделать с этим, — холодно отвечает Гай. — Я могу лишь попытаться поселить тебя где-нибудь за пределами этого дома, но сам... Я не могу покидать фамильного дома.
— Почему? Разве мы не можем просто сбежать вместе? Ты ведь однажды собирался сбежать вместе с... со своей бывшей девушкой.
Когда я упоминаю Алексис, он вдруг резко поднимает голову. Его лицо искажается от такой боли, что у меня сбивается дыхание. Мне кажется, я вонзила ему невидимый нож в сердце.
— Откуда ты... — начинает он, но затем приходит к догадке самостоятельно: — Нейт? Или Зайд?
— Оба.
— Понятно.
Его взгляд теперь совсем другой. Будто воспоминания об Алексис, — самые грустные и ужасные, — разом прокрутились в голове и рискнули выбраться наружу через его зелёные глаза. Я пододвигаюсь к нему на стуле ближе. Он теребит пальцем вилку в своей тарелке и нервно трясёт ногой под столом.
— Гай? — Мой голос отдаётся от громадных стен столовой эхом. — Всё хорошо?
— А может быть как-то иначе?
— Ты всё ещё... любишь её?
Мой вопрос заставляет его повернуть в мою сторону голову и заглянуть мне в глаза. Я, наверное, совершенно не умею притворяться или скрывать истинных чувств. Наверное, я сейчас одним взглядом дала ему понять: меня пугает то, как легко её упоминание может вызвать у него такие сильные эмоции, даже если они и отрицательные.
— Ты действительно так думаешь? — спрашивает он.
Я опускаю голову.
— Разве человек, который тебе уже безразличен, может так сильно влиять на твоё настроение? — спрашиваю я тихо, будто боюсь, что мои слова вызовут ещё больше проблем.
Гай встаёт со своего места и подходит. Садится на одно колено передо мной, кладя руки на мои ноги.
— Я надеюсь, ты ляпнула это, хорошо не подумав, моя Роза. А ещё надеюсь, что твою прелестную голову подобные мысли посещать больше не будут.
— Какие мысли? О твоей бывшей? Будут, ещё как.
Он вздыхает, гладя мою ляжку. И хотя на мне сидят штаны, я отлично чувствую, как по спине ползут мурашки от его прикосновений.
— Выбрось из головы, — говорит Гай. — Не думай о том, будто я могу что-то чувствовать к... к Алексис.
— Конечно, можешь. Даже одно её имя вызывает у тебя такие сильные эмоции.
— Да. — Он вдруг кивает, соглашаясь со мной. — Да, вызывает. Ненависть. Злость. Отчуждение и ужас. Да. Я небезразличен к ней. Но это «небезразличие» не то, чего тебе следует бояться. Оно не несёт в себе чего-то хорошего или опасного для нас с тобой. — Он делает небольшую паузу. — Больше всего на свете я презираю предательство. И никогда не прощаю. Она осталась в прошлом точно так же, как и моё смирение с маминой смертью, которую, как я думал, я никогда не смогу пережить. Но сейчас я здесь. Я смирился с потерей. Но маму я буду помнить всегда, тогда как Алексис давно для меня мертва.
Я не знаю, стоит ли мне снова заговаривать и не ляпну ли я еще чего лишнего, если заговорю. И Гай словно это понимает по одним лишь моим глазам, и, улыбнувшись, целует меня в губы, поддавшись чуть вперёд. Я не отстраняюсь и не собираюсь отстраняться ближайшие сотни лет.
Поцелуй с Гаем — нечто такое, что легко вышибает из головы все лишние мысли. Тепло его губ, которые касаются моих, позволяет не думать больше ни о чём другом.
Поэтому я больше действительно ни о чём и не думаю в эти секунды.
— Обещай мне больше не ревновать, — произносит он, когда нам обоим уже не хватает воздуха и приходится отстраниться.
— Что? — переспрашиваю я.
— Для меня нет больше других женщин, Каталина. Не из прошлого, не из настоящего, не из будущего. Ясно? Только ты.
Нейт однажды мне говорил, что Гай любит преданно. Что если он выбирает возлюбленную сердцем, не существует больше никого вокруг. Разве не об этом может мечтать девушка, жаждущая любви, как я?
Я улыбаюсь и киваю, глядя на него со стула вниз, пока он по-прежнему сидит на колене.
— Позволь мне любить тебя сильнее, чем обычно, — говорит он.
— Позволяю, — хихикаю я, запуская свои пальцы в его каштановые волосы. Мне хочется копошиться в них вечно. Они такие мягкие и приятные на ощупь.
— Тогда после того, как я вернусь, будь уже готова к поездке в ресторан.
— А ты снова куда-то уезжаешь?
— Да... Нужно разобраться с кое-какими людьми. Отец недавно выкупил половину Сиэтла, которая принадлежала итальянцам. Приходится подчищать
