членов. Эта концепция, этот Way of Life, связан, разумеется, с проведением политики на демократизацию общества. Нужны определенные человеческие качества для всех членов этого общества, чтобы демократия могла существовать. С этой точки зрения становится понятным, почему для демократии так важно сохранить это благо, которое представляет для нее и повод к существованию, и возможность существовать. Необходимо, чтобы власть поддерживала этот way of life, без которого демократия невозможна. Поэтому нет ничего противоречивого и необъяснимого в том, что американские военнопленные, которые были возвращены в Америку из Кореи, некоторое время находились на карантине, где к ним применяли психологическое лечение, чтобы очистить их мозги от коммунистических идей, что промывание мозгов, осуществляемое в Китае, это ответ на промывание мозгов, осуществляемое американцами, чтобы сделать своих людей вновь приспособленными к жизни в своем американском обществе в соответствии с аmerican way of life. Но что останется от человека после всего этого? Понятно, почему демократия стремится контролировать психическое и ментальное состояние людей, которые ей служат, в соответствии с понятием о Security Risk (о национальной безопасности). У функционеров не должно быть криминального прошлого, их моральный облик должен быть безупречен, они не должны употреблять горячительных напитков, им следует воздерживаться от наркотиков и т. д. и т. п.: становится очевидным, какое огромное расстояние должен преодолеть гражданин демократического общества, чтобы стать воплощением этих добродетелей, тогда становится ясно, откуда такой жесткий контроль и откуда массовое обучение с помощью пропаганды, чтобы приучить всех к демократическому образу жизни. Добродетели гражданского общества, к которому нас приучают СМИ, станут гарантией вечной жизни демократии. Но что тогда останется от свободы?
Я всего лишь хотел привлечь внимание к другому факту, буквально в двух словах: в своем исследовании «Техники» я постарался доказать, что технические инструменты сами по себе имеют вес и могут сами изменять структуру[312]. Я задам всего один вопрос: какими будут последствия для демократии, если использовать телевидение как средства пропаганды?
Рассмотрим последствия первого порядка: ТВ приближает нас к прямой демократии. Депутаты, министры, – теперь мы их знаем в лицо, мы знаем, что и как они говорят, они стали тем самым ближе к избирателям. ТВ позволяет растянуть политический контакт на более долгий срок, чем длится избирательная кампания, каждый день информировать зрителей о том, что происходит во власти. Даже более того, телевидение могло бы стать средством контроля над депутатами: избиратель, он же и телезритель, мог бы увидеть, каким образом его представитель использует выданный ему мандат. Некоторые исследования, проведенные в США, доказывают, что пока заседания Парламента транслировались по телевидению, они были более глубокими, серьезными и эффективными, а депутаты, зная, что на них смотрят избиратели, старались лучше исполнять свои функции. Но не нужно возлагать на это слишком большие надежды[313], так как маловероятно, что Парламенты согласятся с такой формой контроля со стороны своих избирателей, а в связи с тем, что телевидение находится в руках государства … На самом деле государственные чиновники хотят использовать телевидение для пропаганды своих идей и этим ограничиться. Хотя, судя по всему, именно телевидение обеспечило победу Айка (Ike) над Стивенсоном (Stevenson), консерваторов над лейбористами[314]. Проблема кроется в финансовых возможностях прежде всего, а кроме того – в техническом обеспечении высокого уровня. Когда для пропаганды демократических идей используется телевидение, есть большой риск повредить репутации самой демократии.
Что такого демократия может использовать для своей пропаганды по телевидению? Оно для этого не слишком подходит. До этого технические приспособления, используемые для пропаганды, находились в соответствии с демократической деятельностью: демократы любят говорить, всю свою жизнь они излагают идеи словами (я говорю это без всякой иронии, так как считаю, что риторика, речь в высоком смысле слова – самый удобный способ для человека выражать свои чувства). Такие инструменты пропаганды, как радио и печатная пресса, более всего подходят для трансляции мысли с помощью слов.
Мы же знаем, что пропаганда демократии с помощью кино слаба[315]. Визуальные образы демократии неубедительны. Церемония открытия Вечного огня у Триумфальной Арки в Париже, бесспорно, одна из самых удачных, не имеет прямого отношения к пропаганде, хотя представляет собой весьма зрелищное мероприятие. Пока еще демократия в своем стремлении использовать кино в целях пропаганды не нашла ничего лучше военных парадов. Но их нельзя использовать по поводу и без. Что для пропаганды может быть полезно в телевидении: многократное повторение и разнообразие форм представления. Но не стоит переживать из-за того, что телевидение в настоящий момент не представляет интереса для пропаганды демократии, ведь кино все еще является вторичным орудием, пропуская вперед прессу и радио. Но не стоит недооценивать его в будущем, так как благодаря своей способности за мгновение мобилизовать индивидуума, не потребовав от него для этого ни малейших усилий, оно со временем обязательно станет основным. Оно, также как и радио, настигнет его повсюду, у него дома, в его обычном окружении, вторгнется в его личную жизнь, не спросив разрешения и не потребовав a priori никаких усилий по перемещению. Оно поглощает его целиком, не оставляя возможности заниматься другим делом, не позволяя думать ни о чем другом (в то время, как радио оставляет незанятым какую-то часть сознания индивида). Еще у телевидения есть способность шокировать зрителя демонстрацией визуального ряда, что производит неизмеримо большее впечатление, чем звук. Именно для того, чтобы использовать такое потрясающее свойство телевидения, нужно обязательно иметь что-то, чтобы показывать. Депутат, произносящий речи с трибуны, – в этом нет ничего зрелищного. Пока телевидение не нашло ничего более впечатляющего, чем трансляции парадов с Диктатором. Если оно не хочет отстать в этой области, – то, что стало бы непростительной ошибкой[316], – надо обязательно найти для пропаганды демократии какой-нибудь захватывающий сюжет. Пока нет ничего, кроме торжественных церемоний, массовых демонстраций, гитлерюгенда или комсомола, демонстрации крупных строек, где нам показывают, как югославский народ с энтузиазмом возводит плотину или сооружает университетский городок. Рано или поздно демократии тоже придется научиться использовать телевидение для пропаганды, хотя она очень мало приспособлена к этому.
Теперь мы подошли к самой важной проблеме. Ранее мы уже говорили о том, какой трансформации подвергается психика человека, если он долгое время находится под влиянием интенсивной пропаганды. Обсуждая ситуацию, когда на индивидуума действуют одновременно две разнонаправленные пропаганды, противоречащие одна другой, мы доказали, что это ни в коем случае не решает проблему «в пользу демократии», т. к. человек не может принять объективное решение, выбирая между двумя внешними источниками воздействия. Он не зритель, стоящий перед двумя разными афишами и сравнивающий их, как независимый судия, чтобы отдать
