естественный ход дальнейших событий на сцене, направлять или подстегивать их, провоцировать, выдавать раньше времени своё предпочтение, старался сохранить невозмутимый вид. Если бы патриарх неожиданно выхватил из-под саккоса пистолет, спрятанный в многочисленных жировых отложениях и тут же на сцене без лишних слов убил бы на повал метким выстрелом в сердце своего молодого оппонента, подошел бы к нему, водрузил ему на грудь тяжелую ногу в расшитом золотом царственном сапоге, сказал бы что-нибудь вроде «Как раньше мы низвергали тебя, враг веры христовой, так и ныне сделали! Получи же, что заслужил!» После чего с важным видом удалился бы в свой патриарший дворец праздновать новую и окончательную победу православия над язычеством. Или если бы Радомир, неторопливо сняв с мощной шеи тяжёлый коловрат, держа его за цепь, раскрутил бы над головой и размозжил им патриарший череп, так что грузное тело рухнуло бы на сцену, грозя провалиться сквозь неё, разбрызгивая кровь, золото и драгоценные камни с митры, некоторые из которых достигли бы ног Дмитрия Дмитриевича, взошел бы на грудь Доримедонта, словно на пьедестал, воздел бы руки к потолку и возопил бы торжествующим голосом что-нибудь вроде «Бог мой, вседержитель Род, отмщен ты ныне! Повержен враг твой иноземный! Лежит бездыханный под ногами верного друга твоего Радомира. Дело врага твоего на том прервано навеки вечные, одежды и телеса его будут в самый глубокий овраг сброшены, инородное имя бога его предано забвению, храмы возвращены в лоно родноверия, переделаны соответствующе, все реликвии веры узурпатора попраны и выброшены вон. Само слово православие обретет прежнее значение, народ Тартарии, наконец, очнётся от векового морока и возликует! Создадим же тогда мы великое капище в честь победы и торжества всех истинных и старых богов наших, подвергшихся незаслуженному поруганию и забвению. В честь Рода, Лады, Сварога, Перуна, Велеса и остальных, коих сонм!» После чего пошёл бы вместе со своими соратниками разгонять зажравшихся и обрюзгших попов, захватывать православные приходы и возвращать умы и сердца верующих в родноверие. Дмитрий Дмитриевич в любом случае лишь поаплодировал бы, — естественно, победителю, — в принципе, ему было всё равно, каким образом тот или другой выиграет, хитростью, коварством, умом, грубой силой или ещё как-то, — важен был только результат. Вероятно, если бы Доримедонт и Радомир знали бы это, то как-то иначе подготовились бы к этой встрече, припасли бы какое-нибудь тайное оружие, пистолет, кинжал отравленный дротик или ещё что-то, — конечно, служба охраны узнала бы про это и доложила, предприняла бы дополнительные меры безопасности первого лица, но препятствовать дерущимся не стала бы. Увы, ничего опаснее посоха и коловрата они с собой на сцену не принесли. Ну, может, сцепятся врукопашную? Знатное получилось бы сражение! С одной стороны, молодость и сила, с другой — вес тела и коварство. Катались бы по сцене, вцепившись друг другу в глотки. Это было бы забавно!
Вместо этого оба стояли столбами, глядя на Дмитрия Дмитриевича, словно он должен был лишь по одному их виду решить, какой вере отдать предпочтение, какая дальше будет носить статус государственной, а какая уйдет на задний план или вообще сгинет в небытие. Дорогин готов был ждать развития событий хоть до бесконечности, он ощущал в себе такую способность и желание, а вот противники этим похвастать не могли, каждая секунда для них сжималась, словно пружинка, накапливая энергию — нельзя вечно противостоять времени, можно недолго, но рано или поздно оно выстрелит и потащит тебя за собой, живого или мертвого, без разницы. Первым не выдержал Доримедонт и воспользовался своим фирменным трубным гласом, наполненным уверенностью, как затонувший корабль морской водой, при помощи которого он, собственно говоря, и стал патриархом, богатым и авторитетным, — будь у него писклявый голос, кто бы ему поверил? И не стал бы он тогда патриархом.
— Не понимаю, зачем я здесь?
— Вас должны были проинформировать в устной и письменной форме о сути данной встречи, — невозмутимым протокольным голосом ответствовал Водов.
— Да. Но после этого я неоднократно пытался связаться с Дмит… то есть с Президентом Тартарии, чтобы при личной встрече или хотя бы по телефону выяснить, что же на самом деле происходит, потому что мой разум отказывается понимать природу тех требований, которыми меня обременили.
— Вам было предоставлено достаточно времени для подготовки к диспуту, а также контактное лицо, обладающее всей необходимой информацией и полномочиями. И, насколько я знаю, оно неоднократно подробнейшим образом вас консультировало. Что же касается личных встреч и разговоров по телефону с первым лицом государства, то они были исключены, чтобы не допустить психологического или иного давления со стороны представителей противоборствующих религий, а также сохранить объективность для принятия решения по результату диспута.
— Диспута, диспута! — с явным недовольством в голосе заерзал на месте Доримедонт. — Какого диспута? С кем?
— Вам прекрасно известно, с кем. Представитель религии, претендующей на статус государственной вместо ныне действующей, в данный момент находится перед вами на сцене. Так же вам должно быть известно, что отказ от участия в диспуте будет расцениваться, как проигрыш в нём со всеми вытекающими последствиями.
— Как такое вообще возможно?! — Доримедонт высоко поднял посох и потряс им в воздухе. — Да вы представляете, на кого и на что покушаетесь?! Не гневите Бога! Православие — плоть и кровь Тартарии! Её душа! Генетический код и сущность! Без православия нет Тартарии… Обращаюсь напрямую к Президенту! Я, как действующий патриарх всея Тартарии, облеченный властью, данной мне свыше, требую аудиенции с Вами, чтобы обсудить всё с глазу на глаз!
— Это исключено! — Водов сохранял невозмутимость. — Аудиенции в данном формате не предусмотрены. Первое лицо не произнесет ни слова до окончания диспута и принятия окончательного решения по его результату.
— Результату?! Какому результату? Результат может быть только один. Изыди, Сатана!
— То есть вы отказываетесь принимать участие в диспуте и осознаете все последствия этого?
— Нет! — неожиданно не своим голосом возопил Доримедонт. Куда-то вдруг делся бархат, обволакивающий мозги слушателей, словно его сорвали, как одежду, с великана, и под ней остался лишь худосочный карлик, вызывающий отвращение. — То есть да! Я приму участие в этом нелепом диспуте, раз это необходимо для спасения отечества от мрака и безумия язычества! Однажды, много веков назад, христианская вера одолела его в поистине эпохальном сражении, одолеет снова с божьей помощью. Да предаст Бог, великий и всемогущий, мне сил, как в своё время моим далеким предшественникам, чтобы одолеть ворога в словесной баталии! Аминь!
И патриарх медленно, очень медленно, как огромный ледокол в океане, повернулся в сторону севера, скованного льдом и, сверкая золотом
