на локтях.
– Ему известно о девушке, – сказал я.
– Нет, я же тебе сказала. Он знает только то, что ему нужно знать.
Мне с трудом в это верилось. Тот анекдот про курицу казался слишком красноречивым. Неужели я пытался разглядеть в этой похабной истории больше, чем в ней было на самом деле? Однако она все еще меня беспокоила.
– А как же девушка?
– О чем ты?
– Что ты с ней сделала?
– Забудь о ней. Я действую аккуратно, Том.
Лина немного отодвинулась. Я повернулся на бок и посмотрел на нее. Она сидела с полузакрытыми глазами, облокотившись на подушки и подтянув колени к подбородку.
– Куда ты ее дела? Ту девушку.
– Жизни стоят дешево, – сказала она. – Некоторые жизни дешевле других. Это всего лишь арифметика границы[23].
– Хм-м?
– Ничего, – она полностью закрыла глаза и начала расстегивать блузку, под которой обнаружилось кружевное белье. – Ты же точно останешься, – это был не вопрос. – Не здесь и сейчас, а в Лондоне.
– Мне кажется, я знал с самого первого дня, – сказал я ей. – Или ночи. Я знал, но не мог себе признаться, потому что не представлял, каким образом.
– Теперь знаешь.
– Да, теперь знаю. Но что ты сказала Нордхэгену?
– Только то, что должна была.
– А именно?
– Что я тебя хочу.
Она мечтательно улыбнулась. Ее ноги слегка покачивались, и она начала развязывать ленты, державшие ее груди.
– Уверена?
– В чем?
– Что хочешь меня.
– Да.
– Не останавливайся, – сказал я. – Я хочу на тебя смотреть. Как ты ласкаешь себя. Хочу видеть, как ты доведешь себя до предела и еще дальше. Хочу, чтобы ты занялась любовью сама с собой и делала это как можно дольше.
– Ммммм…
И тогда, думал я, я узнаю, насколько сильно она хочет меня и хочет ли вообще. Любовь минус самоудовлетворение равняется… чему?
Но то, что я выяснил, было и так известно. Для нее не существовало предела. Подобно собственной улыбке, Лина была бесконечной, как горизонт. И да, часть ее хотела меня. Поэтому я остался с ней. Порабощенный.
9
Нордхэген предоставил мне время на принятие решения, и я им воспользовался. Может, произойдет что-то, что изменит ситуацию. Или я что-то пойму. Тем временем мне надо было озаботиться житейскими делами. Оставалось почти три месяца до конца моего договора на квартиру на Мэтесон-роуд, и до их истечения я решил не переезжать.
Что мне делать с кондоминиумом в Коннектикуте? Продать? Еще надо встретиться с родителями и лично сообщить им о том, что я нашел работу в Лондоне. Но это казалось накладным, к тому же мне не хотелось уезжать из Лондона. Не то чтобы я не доверял себе. Ведь я уезжал в Люксембург на неделю, но преодолел душевную боль и вернулся к Лине. В себе я больше не сомневался, но не хотел никуда уезжать без Лины. Я желал проводить с ней как можно больше времени, а поездка домой этому воспрепятствовала бы.
В кого я превращался? Я убил человека. Самозащита тут ни при чем. Я изнасиловал девушку, издевался над ней, а потом убил. Я врач, моя работа – помогать людям, но все же я сотворил такое. Самое странное заключалось в том, что я не чувствовал раскаяния. Я больше не вспоминал о произошедшем, а когда вспоминал, то с отвлеченным, почти исследовательским любопытством, словно это был какой-то научный феномен. Я не мог заставить себя испытывать чувство вины или тревожности, не мог ненавидеть сам себя. Иногда я задумывался, а обязательно ли это, но мне быстро стало понятно, что я не такой человек.
А еще: если я вдруг решу уехать из Лондона, отпустит ли меня Лина? Сможет ли она удержать меня чем-то, кроме силы любви? Видеозапись была достаточно информативна. Но маловероятно, что она пустит ее в ход. Где тело? Остались ли какие-то следы в доме Лины? Может ли она полностью вырезать себя из видео? Слишком рискованно. И ради чего? Если бы наша любовь сошла на нет, уверен, Лина потеряла бы ко мне всякий интерес.
Недели шли, и я виделся с Линой все чаще и чаще. Если у меня имелись какие-то сомнения, то она их полностью развеяла. Каждую нашу встречу я видел ее словно в первый раз – яркую, возбуждающую, неотразимую. Раньше у меня бывали девушки, одна или две, но я ни разу не влюблялся. И никто из них не привязывался ко мне так сильно. До приезда в Лондон и встречи с Линой у меня были базовые, общепринятые представления о любви: если повезет, ты встретишь свою вторую половинку, женишься, остепенишься, и вы будете растить детей вместе. Как же я ошибался!
Я без колебаний использую слово любовь, описывая наши с Линой отношения, хотя оно кажется не совсем подобающим. Я с трудом мог себе представить, что два человека в состоянии существовать на таком физическом и эмоциональном пике, но нам это удалось. И дело не только в наших фантазиях, играх и умопомрачительном сексе. Если у людей есть душа, то наши души сплелись воедино. Что это, если не любовь?
Лондон стал для меня совсем другим. Я по-прежнему гулял целыми днями, но перестал замечать все, что происходило вокруг. Могу сказать только, что исходил вдоль и поперек районы Хаммерсмит и Шеперде-Буш, от Дауэс-роуд до Уэстуэй. Мой мозг постоянно работал, но я не думал о чем-то определенном. Я шел, просто чтобы не стоять на месте, и непримечательные окрестности были подходящими декорациями для моих мыслей. Несколько людей знали, что я в Лондоне, более того, они даже знали, где я живу, но я все еще ощущал себя здесь чужим. И эти прогулки доставляли мне особое, эгоистичное удовольствие. Потому что пока я ходил по этим улицам, никто не знал, где я нахожусь, даже Лина.
Эйлин Фотергилл оставила попытки со мной подружиться. В конце концов мне пришлось выпить с ней шерри, и опыт оказался неудачным. Из меня вышел плохой собеседник. Дело было не в непривлекательности Эйлин – она-то изо всех сил старалась вести себя как радушная хозяйка. Просто весь тот эпизод показался мне безумно искусственным и неискренним, словно мы играли в любительской театральной постановке. И мне хотелось уйти за кулисы. Не знаю, поняла ли она мой посыл или просто решила, что я скучный американец, но мне все равно. Главное, что она перестала приглашать меня к себе – чего я и добивался. Теперь мы лишь вежливо здоровались при встрече, как и полагается соседям.
Я никак не мог уговорить
