они. Но они жили с огромным, гложущим страхом, страхом в душах. Кто их сделал? Почему они здесь, рассеянные разумы в случайных телах, на которых охотились, над которыми издевались и которых выставляли в цирках люди и длому, которые их окружали? Им было достаточно трудно остаться в живых и сохранить рассудок. Им нужно было поверить, что за этим может стоять какая-то цель, какой-то грандиозный замысел. Я не могла дать им такой цели, но позволяла надеяться. И не хотела у них это украсть.
Пазел посмотрел в темноту и подумал о Фелтрупе. Этот выбор, по крайней мере, был чем-то, что он мог понять.
Эритусма вздохнула:
— Красный Шторм, между прочим, остановила распространение разум-чумы на север. В этом и заключается вся цель Шторма, как вы, возможно, уже догадались. Если ваш корабль в конце концов пройдет через него, вы все будете очищены.
— И перенесены в будущее. Еще один неприятный побочный эффект.
Она кивнула.
— Лучше потерять всех наших друзей и любимых, чем потерять все. Вот как ты это видишь, — сказал Пазел.
Волшебница озадаченно посмотрела на него:
— А что, есть другой способ это видеть?
Пазел взглянул на нее с огромной неприязнью.
— Как бы то ни было, — сказал он, — Красный Шторм умирает. По крайней мере, так сказал нам принц Олик.
— Твой принц совершенно прав. Не все заклинания действуют вечно. Лет через десять-двадцать он больше не сможет никого защитить. Но это не имеет значения. Рой Ночи убьет нас всех задолго до того, как разум-чума достигнет какой-либо северной страны. И послушай меня, мальчик: мы не можем сражаться с Роем.
Она схватила его за руку своими холодными тонкими пальцами.
— Все наши усилия должны быть направлены на то, чтобы избавить мир от Камня. Ничего больше. Заберите Нилстоун из этого мира, и все явления, которые он питает — Красный Шторм, разум-чума и, прежде всего, Рой Ночи — дрогнут и умрут. Нилстоун — это воздух, который раздувает эти пожары. Чтобы потушить огонь, мы должны перекрыть доступ воздуха. Ничто другое, что мы делаем, не будет иметь значения, если в этом мы потерпим неудачу.
Пазел кивнул и тяжело откинулся на спинку скамьи. Он уже давно понимал силу Нилстоуна, но сейчас избавиться от него казалось более невозможным, чем когда-либо.
— Завтра мы снова совершим невозможное, — пробормотал он.
— Что именно?
— Кое-что из того, что сказал Рамачни. Как раз перед тем, как мы сожгли Аруниса. — Он повернулся к ней лицом, нос к носу. — Если мы победим, — сказал он, — Таша сможет продолжать жить, просто жить? Никаких хитростей, никаких сложностей? Ты уйдешь и оставишь ее в покое?
— Я поражена, — сказала Эритусма, — твоим влечением к этой девочке. На тебе моя метка. Ты был избран. И ты сидишь здесь в задумчивости, как ребенок, который не хочет делиться своей конфетой.
Снова воцарилось молчание. То, что она уклонилась от ответа на его вопрос, повисло между ними, как труп. Эритусма взглянула на луны.
— Ну что ж, — наконец сказала она. — Я собираюсь тебе рассказать. И, Рин спаси Алифрос, если я ошибаюсь, делая это.
— Рассказать мне что?
— Как использовать Нилстоун.
У Пазела перехватило дыхание. Волшебница торжественно ему кивнула.
— Любой из вас может это сделать. Любой, кто носит мою метку. Вам нужно только прикоснуться друг к другу — по крайней мере, шестерым из вас — и сконцентрироваться на бесстрашии. Тогда один из вас может положить руку на Камень, и какой бы страх ни был в этом человеке, он перельется на других. Тот, кто избавлен от страха, может командовать Камнем, как это делала я — очень недолго, возможно, всего несколько секунд, но этого может оказаться достаточно, чтобы, скажем, убить Макадру или пробить дыру в преследующем корабле. Сначала вам следует попробовать это здесь, в Уларамите, под руководством селков.
У Пазела голова пошла кругом:
— Шестерым из нас?
— Да, шестерым. Красный Волк пометил семерых, на случай, если кто-то из вас будет убит. В чем дело, мальчик? Я знаю, что женщина-икшель умерла, но, я думаю, шестеро из вас все еще дышат?
Он кивнул, гадая, не заболеет ли он.
— Выкладывай!
— Нас здесь пятеро, — сказал он. — Шестой — капитан Роуз.
— Роуз?
— Он говорил о том, что поедет с нами.
— Нилус Роуз?
— Я почти поверил ему, но когда пришло время покидать «Чатранд», он ушел в свою каюту и оттуда не вышел.
— Встань. Отойди от меня.
— Что?
Она вскочила на ноги. Свет вокруг нее изменился. Она сжала кулаки, мышцы напряглись, лицо исказилось, а затем она закричала с яростью, которая все нарастала и нарастала, и звук был подобен треску обрушивающейся горы. Пазел присел на корточки за каменной скамьей. От нее исходил свет; воздух сотрясался от ударных волн, подобных отдаче пушки; его грудная клетка разрывалась; камень скамьи начал трескаться.
Иллюзия?
А потом все исчезло. Эритусма стояла там, затаив дыхание. Ярость все еще пульсировала в ней, но она изменилась, превратилась во что-то беззвучное и холодное.
— Шесть из вас с помощью Нилстоуна, — сказала она, — могли бы снести эту стену в голове Таши Исик, независимо от ее происхождения. Вы могли бы позволить мне вернуться.
Пазел уставился на нее. Вот почему она дала нам силу использовать Камень.
Эритусма посмотрел на неподвижные деревья, склонившиеся под остановившимся порывом ветра:
— «Чатранд» отплыл без вас, да?
— У них не было выбора, — сказал Пазел, — приближалась Макадра. Но мы все еще можем их нагнать. Они еще не пересекли Правящее Море.
Эритусма отстраненно кивнула, потом сказала:
— Огонь почти погас. До свидания, Пазел Паткендл. Несмотря ни на что, мы встретимся снова. На это ты можешь поставить свою драгоценную маленькую жизнь.
Пазел подпрыгнул. Он сдерживал свои собственные вопросы, ошеломленный ее безостановочной болтовней.
— Подожди, — сказал он. — Рамачни сказал мне еще кое-что, чего я никогда не забуду: «Мир — не музыкальная шкатулка, созданная для того, чтобы вечно петь одну и ту же песню. Из этого мира может прийти любая песня — и любое будущее».
Волшебница одарила его слабой ироничной улыбкой:
— Рамачни всегда был романтиком.
Она направилась к огненному котлу. Пазел подбежал к ней и схватил за руку. Сейчас он больше боялся ее ухода, чем того, что она
