могла с ним сделать.
— Диадрелу не должна была умереть, — сказал он. — Роуз не должен был оставаться на корабле. И у Таши не должно было быть стены внутри, чтобы помешать вам поменяться местами. Но все это случилось. Ничто не гарантировано. И если ничего не гарантировано, возможно, ты все-таки не сможешь вернуться. Что тогда?
— А что, если солнце взорвется?
— О, прекрати. Ты должна была подумать об этом, по меньшей мере. Что, если это конец? Что, если это твоя последняя возможность сделать что-нибудь, чтобы помочь нам выиграть сражение?
— Тогда мы обречены.
— Это не слишком треклято хорошо!
— Так обстоят дела. А теперь убери свою руку с моей, смолбой, или я ее подожгу.
Пазел усилил хватку.
— Ты хочешь, чтобы это было правдой, — сказал он. — Ты хочешь верить, что ты единственная, кто имеет значение. Что нет смысла даже пытаться, если мы не вернем тебя обратно, чтобы спасти всех нас. Но будь честной, ради Рина! Тебе тысяча двести лет. Нет ли в твоем сознании чего-нибудь еще, о чем нам следует знать, что могло бы помочь нам справиться с этим делом без тебя, если понадобится?
Эритусма взмахнула рукой — в этом жесте чувствовалась сила тураха. Пазел пошатнулся и упал. Когда он поднял глаза, волшебница склонилась над котлом.
— Высокомерный мальчишка! — сказала она. — Я не вывалилась неподготовленной на этот Двор! Семнадцать лет я готовилась только к этой битве, к этому последнему заданию в моей жизни. Ты мог бы сидеть здесь, размышляя, десять лет и не придумать вопроса, на который я не смогла бы ответить. Я на высоте положения, мальчик. Я придумала, как избавить Алифрос от Камня! Я заставила тысячи людей трудиться над этой задачей, хотя никто из них никогда не знал, какому делу они на самом деле служат. Император Арквала, одурманенный наркотиками, воссоединил меня с моим кораблем. Сандор Отт разработал план, как доставить этот корабль в Гуришал, к самым вратам царства смерти. И, наконец, ты и Арунис, вместе: вы подняли Камень с морского дна и принесли его на «Чатранд», где я ждала, скрытая. Я не упустила ничего. Это гениальный план.
— Он терпит неудачу, — сказал Пазел.
На мгновение ее взгляд стал таким убийственным, что он испугался, что она на него нападет. Но Эритусма теперь сжимала котел и, казалось, не хотела его отпускать.
— Разрушь эту стену! — прорычала она. — Ты не сможешь победить их без меня. Ты умрешь от выстрела Плаз-пушки или под ножами палачей, посланных Макадрой. И, в первую очередь, ты умрешь, когда Рой спустится с облаков, и в этом черном аду ты будешь проклинать собственную глупую непокорность, которая стоила жизни Алифросу.
— Эритусма, — сказал Пазел, — я вижу тебя насквозь.
— Ямы, ты можешь, чертенок.
— Я имею в виду буквально, — сказал Пазел.
Волшебница поднесла руку к глазам: рука была прозрачной. Она вздохнула. Но пришло время не только для нее. Весь Двор исчезал. Пазел мог видеть склон холма сквозь руины, сухую землю сквозь грудь Эритусмы. Волшебница зарычала и запустила руку в котел, яростно копаясь в нем. Наконец она выпрямилась, и в ее покрытой сажей руке остался последний, слабо тлеющий уголек.
— Я должна вернуться, — сказала она, — и ты, любовник Таши, сделаешь это возможным. Я это знаю. Я это знаю с тех пор, как впервые услышала твое имя. Но я, как и обещала, отвечу на твой вопрос. Если тебе покажется, что все потеряно — только в таком случае! — отведи Ташу на жилую палубу. Покажи ей, где ты раньше спал, где она впервые тебе приснилась. Когда она будет стоять там, она поймет, что делать. — На древнем лице появилась кривая улыбка. — И если этот день настанет, и ты найдешь новые причины ненавидеть меня... что ж, помни, что ты сам настаивал.
Ее рука сжалась. Он увидел дым сквозь ее пальцы.
Она исчезла.
Таулинин поманил его с вершины холма: очевидно, ему все еще было запрещено спускаться. Двор Демонов исчез, и на его месте не было ничего, кроме голого склона. Пазел дрожал, взбираясь наверх; ветер был безжалостен.
Появились облака, преследующие друг друга по небу, поглощающие и извергающие луны. Внезапно он почувствовал себя обессиленным. Мертвая земля, так непохожая ни на одно другое место в Уларамите, говорила ему о бесконечной жестокости предстоящего пути. Не забывайте о внешнем мире, предупреждал их Таулинин. Как будто кто-то мог это сделать, даже в стране грез.
Селк поприветствовал его мрачным кивком:
— Вам удалось? — спросил он.
Пазел облокотился на железную ограду:
— Я не знаю. Я даже не уверен, что все это значит.
Таулинин странно посмотрел на него:
— Это прискорбно. Ваш поиск приносит моему народу бо́льшие потери, чем кто-либо мог предвидеть. Я надеюсь, что все это не напрасно.
Пазел резко выпрямился:
— О чем ты говоришь, Таулинин?
— Пойдем, я тебе покажу. — Он повел Пазела на противоположную сторону вершины холма, обращенную к берегу озера, которое они пересекли. — Подожди, пока облако пройдет... там.
Словно распахнулся занавес, лунный свет залил Уларамит. А там, на нижних склонах острова, недалеко от берега, быстро бежала толпа. Это были селки, шестьдесят или восемьдесят человек, и бежали они, как участники забега, тесно прижавшись друг к другу, в руках у них были копья, кинжалы и длинные мечи. Они преодолели небольшой подъем, плавно, как лошади, затем спустились на каменистый пляж и...
— Нет! — крикнул Пазел. — О, Питфайр, нет!
... бросились прямо в озеро, один за другим, не замедляясь и, казалось, не обращая внимания, когда вода жадно сомкнулась над их головами.
— Они появятся снова, — мягко сказал Таулинин, — но ты прав, что страдаешь. Я насчитал семьдесят шесть. Завтра слезы потекут ручьем по всему Уларамиту: нас так мало, и, когда эти души найдут своих владельцев, нас станет еще меньше. Если кто-то сомневался в том, что нам предстоит битва, то сегодня ночью мы получили доказательства. Было решено нечто такое, что решит судьбу каждого селка.
Шум позади них: Таша мчалась вверх по склону. Рамачни и лорд Арим шли позади. Пазел бросился через ворота ей навстречу и заключил ее в объятия. Она была вся в слезах и тряслась, ее руки сильно дрожали.
Как у старухи. Пазел резко отстранился, изучая ее лицо.
— Нет,
