Книга Любимая для эльфа 2 - Astra Maore

Предательские жар и холод…

Усилием воли Такео взял себя в руки, и вскоре искренне весело смеялся с женой над разными пустяками, но собственная потенциальная слабость обеспокоила его.

Глава 429. Усыновление

Лукас уже был не рад, что согласился на усыновление Кацуо.

Для него это было делом чести, словом, данным Агнес, потому отказать Лукас не мог, но…

Тамико, его нежная возлюбленная, неожиданно для Лукаса, да и для себя самой, сделалась вдруг ревностной матерью, жаждущей дать сыночку все лучшее.

В первую очередь новое начинание отразилось на ее работе.

В ставший более редким час беззаботного общения на траве Тамико объясняла:

— Понимаешь, Лу, к Маю я отнеслась несерьезно, я сама-то тогда не понимала вполне, каково быть анамаорэ, да и вся наша любовная история меня захватила, а Маю осталась тут совершенно одна…

Лукас слушал, старательно разглаживая готовые вот-вот появиться складки между бровями. Тамико обеспокоилась бы его состоянием, не досказала бы волнующее ее саму и в конце концов могла бы впасть в уныние…

— Для человеческих родителей она умерла, ее призраку они явно не обрадуются, а из Макса какой наставник? И он вспыльчивый еще, Маю особо не жалуется, но вдруг она терпит от него много? Близких подруг я у нее как-то не знаю, да и у нас с ней не сложилось… А тут все гигантскими семьями, кланами, за всеми мощная поддержка и единство…

Лукас молчал, и Тамико вдохновенно продолжала, ощущая любовь во взгляде его глубоких сапфировых глаз — к чему бы Тамико ни стремилась, Лукас старался понять и принять это, хотя местами у него выходило плохо.

— Мне придется работать меньше, меньше времени проводить в Зале. Агнес станет регулярно навещать Кацуо, но она же не его мама. К тому же, я плохо успела узнать Кацуо до перерождения, надо это исправлять…

Лукас помрачнел, уже не прячась:

— Маю, Кацуо, Флавиана еще вспомни… а я?

Расстроенный, он мог бы добавить про посещения Тамико Магнуса, но, будучи терзаем опасениями, не желал ворошить прошлое и радовался, что Тамико не питает особой любви хотя бы к Марине, называя ту капризной избалованной манипуляторшей.

«И так у нее слуг полно! Марека вон уже оседлала, но меня не получит, фиг ей! Хорошо Цыпленочек преобразовался, как же я ошибалась! Да она настоящая дочь богини со всеми закидонами!»

Марина также не особо льнула к Тамико, худой мир представлялся ей лучше доброй ссоры, и совместное проживание в огромном царском поместье проходило без эксцессов.

Сейчас Тамико всплеснула руками:

— Ты у меня на первом месте, Лу! Кацуо быстро вырастет, и я вернусь. Ну и что, что мы чуть меньше будем сидеть в Зале, зато вечерами я вся твоя. И он наш сын, НАШ. Когда мы пройдем Церемонию, это станет совсем по-настоящему…

Лукасу не хотелось думать о будущей семье — прямо сейчас Тамико вновь ускользала от него. Их общение опять ограничивали объективные обстоятельства, заставлявшие Лукаса вожделеть Тамико и стремиться к ней.

— Вся моя-моя? Что ж, докажи это сейчас!

* * *

Никто не следил за душевным состоянием скрытного бога анамаорэ, лишь сам Магнус был себе свидетелем и целителем, и в конце концов ему стало очевидно, что нескончаемый поток женщин — это не спорт, не удовольствие, не щедро разлитая благодать, а попытка бегства, ухода от скрытой депрессии, в которой Маг пребывал с тех пор, как жена покинула его.

Сочла его подарок предательством и ушла к тому, кого истинно любила.

Магнусу вероятно хватило бы просто толики ее тепла, интереса, живого общения, но Тамико начала опасаться его и не звала в гости. А уж «восторг» Лукаса от его появления предсказать было не сложно.

Маг заливал горе вином, зелье никак не действовало, и старался отвлечься с женщинами, не пытаясь привязаться к кому-либо — его душу изорвали раны.

Глава 430. Забота

Эрин нервно кусала губы — она знала о своем мужчине многое, и сведения были ей на руку, но все же волновалась.

Дамир, избранник ее души, уже сделавший Эрин анамаорэ, чуткий и нежный, а на публике замкнуто-сдержанный, нравился женщинам и в отсутствие блистательных острот вместе с галантными комплиментами. Подкупали серьезность его намерений, надежность и добротность всего, что он творил.

Его почти тысячелетняя преданность бывшей возлюбленной Наоко поражала. Некогда Эрин украдкой лила слезы, но Дамир объяснил ей, что его мечта рассеялась и потеряла смысл, не выдержав проверку совместной жизнью с Наоко, продлившейся очень недолго.

Дамир не желал более иной судьбы, чем любовь девушки с тонкими бровями вразлет и капризными губами, но Церемония еще не состоялась, и охотницы за царевичем пребывали в боевой готовности.

* * *

Кто знает, куда подует ветер?

Кто знает, почему юные человеческие девушки столь хороши?

Тут проще: гладкость и свежесть прелестниц напоминает неувядающую красоту подруг с его родины, не блекнущую, не меняющуюся веками в отличие от смертной, похожей на дымку сна.

Царевича Ричарда не прельщает война по правилам — его душа жаждет проблем покрупнее. Страсти, опасности такой, что тело прошибает ледяная дрожь, это его вкус жизни.

Он сам-то не очень правильный и не представляет, что, как старшие братья, сможет методично развиваться в каком-то одном направлении. Не занимаясь ничем конкретным, Ричард гуляет по мирам, ввязываясь в авантюры и мало беспокоясь о том, какое место займет в кругу семьи и какие возможности упустит. Он не единственный младший, да и перворожденные не желают сдавать позиции.

Раздолбайство изменяет неугомонному лишь в одной сфере — всем существом Ричард предан хрупкой блондиночке, с которой познакомился в процессе реинкарнации.

Юми почти умерла, когда город, теплый для других, стал для нее невероятно тусклым и серым, когда вера и надежда покинули ее, присоединившись к давно ушедшей любви.

Ричард зацеловал и отогрел Юми, ловко и бесцеремонно втершись ей в доверие, получил право заботиться о ней, чем неукоснительно пользовался.

Умная, добрая, любопытная Юми дополняла его безрассудство, и Ричард прикидывал, с кем разделить будущие хлопоты по ее перерождению в анамаорэ.

* * *

Тамико оставалась ужасно ревнивой, но она уже меньше контролировала дела Лукаса.

Третировала Маю, своего новоявленного сына Кацуо и подпитывалась общением с Флавианом.

Возможно, у нее возникали пасмурные мысли: «Есть ли в жизни Лу другие женщины? Он много говорил про то, что завяжет с параллелями, он