паровоза. Ещё через минуту первый вагон поравнялся с краем платформы. И пошли мелькать вагоны, постепенно замедляя ход. Павлик хотел что-то сказать, но Вера опередила его:
– Идём, нам туда, в начало поезда, – сказала она и увлекла мужа за собой. – Нумерация с конца.
Заскрипели тормоза. Состав остановился. Вера с Павликом подошли к шестнадцатому вагону и стали ждать, пока проводница откроет двери. Вера напряжённо вглядывалась в черноту проёма, иногда пробегая глазами по окнам: может быть, ещё внутри вагона она сумеет увидеть сестру. На миг ей даже показалось, что она смогла различить в окне знакомые черты. Но уже через секунду сердце её подпрыгнуло в груди и радостно заколотилось. На ступеньках показалась Рая – точь-в-точь как на фото, которое она прислала год назад. Вера с радостным криком бросилась навстречу.
– Рая! Родненькая!
Рая спрыгнула со ступенек и тоже вскрикнула:
– Верочка! Сестричка моя! Господи, неужели я снова вижу тебя?!
Сёстры обнялись и плакали, забыв обо всех и обо всём. Двенадцать лет разлуки как и не бывало. Всё было, как и раньше – они снова вместе.
Павлик тем временем помогал сойти со ступенек вагона по очереди всем четверым детям Раи. Они выходили, оглядывались по сторонам и щебетали между собой звонкими голосами на незнакомом, но очень красивом, мягком, певучем языке.
Сёстры, наконец, разомкнули объятия и обратили внимание на остальных. Вера познакомила Раю с Павликом, а Рая представила всех своих детей:
– Самая младшая – Анечка, – сказала Рая, указывая на пятилетнюю толстушку. – Это Вена, мой младший сынок, Ольда, его старший брат. А это – Верочка, моя старшая дочь, она родилась сразу после победы.
Вера посмотрела сначала на племянницу – тёзку, затем на Раю.
– Да, Верочка, я назвала свою первую дочь в честь тебя – Верой, – сказала Рая. – Мы многое прошли с тобой вместе. И только благодаря тебе я осталась жива там, в Германии.
– Спасибо тебе, сестричка, – сказала расчувствованная Вера. – Для меня это очень важно. А мою старшую дочь зовут Валей, она ровесница твоей Верочки. А младший у меня сынок – Женик. Ты скоро с ними познакомишься. Ну что, детвора, – обратилась она к детям, улыбаясь, – разбираем сумки, и поехали, знакомиться с бабушкой и остальной роднёй.
Старшие без проблем поняли Веру, так как в школе в обязательной программе они изучали русский язык, чуть ли не с первого класса, а младшие среагировали следом за остальными.
Через два часа вся эта шумная компания выходила уже из поезда в Чугуеве. Рая узнавала родную станцию, улицы и магазинчики, зернохранилище, и дальше – родной переулок. Она плакала, попав через столько лет на родину, слёзы без остановки бежали по щекам.
– Ты знаешь, – сказала она Вере, глотая слёзы, – все эти годы мне снилась наша улица, наш двор, дом, милая хатёнка. Я так боялась, что всего этого нет.
– Всё на месте, – ответила Вера, – и хатёнка, и дом, и яблони со сливами. Сейчас сама увидишь.
Они зашли во двор. Рая не успела как следует оглядеться, как на крыльцо вышла Лиза.
– Мама, мамочка, – Рая бросилась к матери и упала в её объятия.
– Раечка, доченька моя, – сказала Лиза срывающимся голосом. – Дай хоть погляжу на тебя, какая ты у меня стала. Красавица ты моя.
Лиза вспомнила. Много лет назад – такая же встреча здесь, на пороге. Тогда вернулась домой Вера.
– Господи, счастье-то какое, – шептала Лиза, обнимая дочь, – теперь и умереть спокойно можно. Чего мне ещё желать? Все мои дочери живы, здоровы, все при мне.
– Мама, ну что вы такое говорите? – сказала с укоризной Вера. – Самое время жить.
Рая познакомила детей с их бабушкой, сестрой Валей и братом Женей, а вечером после работы приехали Захар с Шурой и Толиком.
В выходные устроили настоящее гулянье на всю Осиновку в честь приезда Раи. Вечером, когда все соседи разошлись, а детей отправили спать, Лиза с тремя своими дочерями сели на лавке под яблоней, и Рая, наконец, рассказала, как прошли последние двенадцать лет её жизни.
Рассказ Раи.
– Когда мы с тобой, Верочка, в 44-м году так неожиданно разлучились, я понимала, что на этот раз ты меня уже не найдёшь, так как и не знала бы даже, где искать. Это, слава богу, что у меня на тот момент был уже Владислав. О, это был замечательный человек. Он всячески оберегал меня. Мы крепко полюбили друг друга, решили, что, когда выберемся из Германии, то сразу же поженимся. В конце осени я поняла, что беременна. Эта мысль приносила мне столько же радости, сколько и горя. Я ведь тогда ещё не знала, что близится победа и освобождение. Зато, если бы я родила там, в неволе, я знала, что сталось бы с моим ребёнком – у меня отобрали бы его, и в лучшем случае отдали бы в дом малютки. Хотя, это вряд ли. Моего ребёнка, скорее всего, ждал бы концлагерь и верная смерть, как и других новорожденных, которые появлялись на свет там, в неволе. О, это ужасно. Я говорю об этом сейчас, через столько лет – и у меня волосы на голове шевелятся. Поэтому тогда мне оставалось только надеяться на чудо. Ведь у меня, можно сказать, шёл обратный отсчёт, и времени оставалось всё меньше и меньше. Владислав даже обдумывал план побега. Но, к счастью, нам не пришлось им воспользоваться. Случилось то, что случилось. Пришла победа. Нас освободили. Мы получили документы на выезд в числе первых: поскольку я была уже на последних месяцах беременности, нас оформили раньше других.
Перед тем, как уехать, мы с Владиславом зашли к фрау Миллер. Я знала, что тебя вряд ли там застану. Но я хотела повидаться на прощанье с фрау Миллер и Кристой, и узнать хоть что-то о тебе. К счастью, они оказались дома…
– Она жива?! – перебила её Вера в сильном волнении.
– Да, она жива, и Криста тоже. С ними всё в порядке, хотя они всё ещё приходили в себя после того, что им пришлось пережить. До сих пор поверить не могу, что наши способны на такое.
– Да, Рая, поверь, – мрачно сказала Вера, – это всё происходило на моих глазах. Они и фрау Миллер, и бедную Кристу…
Вера замолчала. Ком подступил к горлу от нахлынувших воспоминаний. Шура с Лизой молча слушали, и только временами тяжело вздыхали.
– Ужас, конечно, что натворили, изверги, – продолжала Рая, качая головой. – Они же разорили её дом и хозяйство буквально на щепки. Сколько ей потом пришлось всё
