– Что вы можете посоветовать? – просто спросил Давид. – Вы, сами.
Врач еще раз пожал плечами.
– Кто у нее есть из близких?
– Я.
– А еще?
Давид вспомнил мамашу Малены, подумал, что от такого явления родственных чувств помрет и кто покрепче, и решительно покачал головой:
– Никого. Знакомые есть, друзья… кошка есть.
– Вот, берите кошку и езжайте сюда.
– Вы это всерьез? – удивилась София Рустамовна.
– Как врач я против антисанитарии и животных в палатах. Но за любое лекарство, даже хвостатое. Да и главврач против не будет, это точно.
Женщина хмыкнула.
Это Давид сидел в приемном, а она начала с руководства больницы, скромно выложив на стол месячную зарплату главврача и намекнув, что ее невестка должна получать все лучшее. «Вы же меня понимаете?»
Кажется, главврач уже понял. Это хорошо, когда человек понятливый.
– Кошка – и Давид?
– Да. Зовите ее обратно. Зовите, кричите, делайте что хотите, хоть на ушах в палате стойте, говорите о том, что для нее важно… зовите изо всех сил. В моей практике были случаи, когда такие люди… вы понимаете?
Давид кивнул.
Смутно, но он понимал, о чем речь.
– В моей практике были случаи, когда такие люди возвращались. К любящим и любимым. Еще бы ребенка хорошо, но это точно не получится.
Давид хмыкнул.
– Пока не сделали.
– Какие еще ваши годы. – Врач дружески хлопнул его по плечу. – Давайте, домой, переодеться, взять с собой для нее одежду, список сейчас дам…
– Одежду?
– Комбинация там, конечно, шикарная, все сестрички обзавидовались, – с профессиональным цинизмом хмыкнул врач. – Но лежать в ней неудобно.
Давид скрипнул зубами.
Малена, его Малена, лежала сейчас на кровати, и о ней рассуждали как о пустой оболочке.
Поправится или нет, комбинация, да что ж это такое?!
Больше всего Давиду хотелось убить кого-нибудь. Вот прямо голыми руками!
Врач почувствовал его настроение и быстренько закруглился.
– Одним словом – везите что можете. Кошку, одежду, сами переоденьтесь и приезжайте. У меня сегодня ночное, я вас пущу.
– Спасибо.
– Пока – не за что.
– А прогнозы? – уточнила София Рустамовна.
– Сегодня прогноз еще благоприятный. Если пойдет взатяг – я его отменю, – хмыкнул врач.
Давид кивнул, дождался списка, попрощался и направился к выходу.
– Домой, за кошкой? – спросила София Рустамовна.
– Да.
– Думаешь, поможет?
– Мне остается только надеяться. – Давид и не подумал замедлять шага.
Около его машины были припаркованы еще две такие. У одной стоял и разговаривал по телефону Эдуард Асатиани.
У второй нервно курил пожилой мужчина лет шестидесяти.
Руки у Давида сжались в кулаки.
Вот этого человека он видеть не хотел. Никогда больше. Ни его, ни кого-то из его семьи… Михаил Борисович, отец Анжелики свет Михайловны.
Эдуард сразу же заметил жену и сына и сделал шаг вперед.
– Что с ней?
– В коме, – коротко бросил Давид. – Я домой, потом опять сюда. Мать расскажет.
– Давид, подожди, – окликнул его Михаил Борисович.
– Что? – Давид задержался на секунду у джипа.
– Я понимаю, что Анжелика…
– Я тоже все понимаю. И можете быть уверены, если я останусь вдовцом, то вы лишитесь дочери. Мы друг друга поняли?
Михаил Борисович сверкнул глазами.
– Анжелика сделала глупость.
– И если бы не случайность, сегодня бы ваша дочь убила человека.
Михаил Борисович развел руками.
– Я поговорил с ней. Забрать не вышло, но Анжи уверяет, что ее подставили. И в пистолете должна была быть просто краска. Шалость, не больше. Не убийство, на это она не способна.
– Вполне способна, – огрызнулся Давид, открывая дверцу машины.
– То есть просто напугать, напакостить, но не убивать? Ах, как это мило! – не удержалась София Рустамовна, подходя к мужу. – На что она вообще рассчитывала?
– Она просто ребенок. Избалованный ребенок, который не распознал гадину…
– Нет. – София Рустамовна была безжалостна, как бывают безжалостны все хорошие матери. Она понимала, что просвистело мимо, и не собиралась оставлять ни единого целого бокала. Бить – так все и в хлам! – Она уже не ребенок, она женщина. Подлая и гадкая, которая не пожелала смириться с тем, что ей предпочли другую. А что будет дальше? Она в вас выстрелит, когда вы ей побрякушку не купите? Машину, квартиру, мужа…
Крыть было нечем.
– Я знаю, что ее избаловал.
– Тюрьма займется ее воспитанием, – прошипел Давид. – И поверьте, это лучший для нее выход. Молитесь, чтобы с Малечкой все было в порядке.
Он прыгнул в джип, и машина сердито взревела мотором, уносясь со стоянки.
Эдуард Асатиани развел руками.
– Миша, я тебя предупреждал.
– Эд, и ты пойми. Это моя младшенькая, мы планы строили с тобой, да, она была в курсе…
– А завтра я бы ее отругала, а милая девочка выстрелила бы в меня, – поежилась София Рустамовна. – Даже если с Маленой будет плохо, если они с Дэйви… в общем, если будет плохо – нам такое счастье в семье все равно век не надо.
Михаил Борисович понурился.
– Дочь я вытаскивать все равно буду.
Эдуард Давидович покачал головой.
– Давид правду сказал. Молись, чтобы все обошлось, тогда поговорим. А если нет… тогда – тоже молись. Я хоть и постараюсь удержать сына, но пока твоей дочке в тюрьме спокойнее будет.
Вот с этим Михаил Борисович был полностью согласен.
Пусть приобретет и такой жизненный опыт. А то привыкли, понимаешь, по Лондонам шляться и по Парижам сумочки закупать.
Не дали цацку – так теперь стрелять?
Дура, да, но кто сказал, что дуры без тормозов не опасны? Да они для всех опасны, как электричка, которая сошла с рельсов. Просто – для всех.
Мужчины холодно попрощались, и через минуту об их пребывании на стоянке напоминали только окурки от сигарет, которые никому и в голову не пришло выкинуть в урну. А уборщики на что?
Свинячь, хозяин! Быдло подотрет!
Рид, маркиз Торнейский
Рид – спал. В последнее время с ним это так редко бывало…
