Этот злосчастный подсудимый Высокого суда Венеции ходит иездит везде, чувствуя себя в безопасности, он высоко держит голову, он отличноснабжен. Он принят во многих хороших домах… Этому человеку самое большее сороклет, он высокого роста, блестяще выглядит, силен, у него смуглая кожа и живыеглаза. Он носит короткий парик каштанового цвета. Говорят, что у негомужественный и ценный характер. Он много говорит о своем поведении, показываетобразованность и мудрость.
Бандьера, венецианский резидент в Анконе, на Совете Десяти,2.Х.1772, когда Казанове было 47 лет
Каждого характеризует его сердце, гений и желудок.
Князь Шарль де Линь Казанове
Матери местечка жаловались, что Казанова на всех ихмаленьких девочек наводит помрачение.
Мемуары Шарля де Линя
Tota Europa scit me scire scribere.
Вся Европа знает, что я умею писать.
Казанова, латинское письмо неизвестному, 1792.
Как и во многих комедиях мировой литературы, первый акт былсамым лучшим. Казанова с блестящим разумом и экстравагантным мужествомисследующий самого себя, точно понял и недвусмысленно выразил, что тотКазанова, которого он сотворил своим существованием и своим сочинением, что тотКазанова, который стал легендой, тот молодой, тот единственный или по меньшеймере первый, великий Казанова на самом деле утонул тогда в Лондоне уВестминстерского моста, но не в Темзе и ее «совсем особенной воде», а скорее вморе времени, чтобы таким сияющим вынырнуть снова в меняющихся волнах будущего.
Человек, выглядевший господином, когда нагой шевальетанцевал под музыку слепцов с двумя нагими девушками, был в свои 38 лет нестарым, а еще вполне боеспособным, но это был уже другой человек.
Любящим и влюбленным он оставался всю жизнь. Авантюристом оностался даже в замке Дукс, когда десять или тринадцать часов подряд писалисторию своих приключений. Старым этот неистощимый источник жизни не былникогда, даже когда он стал немощным, подагрическим, не покидающим постели.
Но он точно знал и недвусмысленно выразил: очарованиеизменило ему уже тогда в Лондоне на Вестминстерском мосту. Его покинулауверенность всегдашнего победителя. Банкротство следовало за банкротством. Всеобманывали его, который в молодости обманывал всех. Тот, кто менял профессии вшутку и в своем расцвете не имел ни одной, стал приживалой и выпрашивал место,пока в старости не нашел видимость места. Неудачи больше не кончались. Где жеего знаменитое счастье? Что сделалось с судьбой, за которой он следовал? Богизабыли его. Болезни, отказы молодых женщин, аресты учащались. Деньги некатились больше так царски и наконец совершенно иссякли. Карты слушались плохоили совсем не слушались цепенеющим пальцам. Шпага еще сверкала, но назнаменитую дуэль с Браницким он должен был хорошо уговорить себя, и когда еесчастливо выдержал, то двадцать месяцев подряд носил руку на перевязи, знак дуэли,свидетельство славы.
Женщин теперь надо будет покупать, теряя в качестве. И всечаще он рассказывает сказки. Лишь слово еще слушается его, и перо повинуетсяему все лучше и быстрее, неистощимое, как слово.
Революция внутри человека чаще всего не дает видимых следов.Он был другим Казановой после проигранной войны с Шарпийон, но он был и тем жесамым Казановой. Все стало другим, все было как прежде. Он был счастлив, он былнесчастен, он смеялся, он плакал, женщины и игра, приключения и литература, та жерутина, тот же поток слов и совершенно другое ощущение жизни, новое чувствосамого себя.
Казанова купил попугая и с большим терпением научил егоговорить: «Шарпийон еще большая шлюха, чем мать». Негр Жарбо все дни предлагалптицу на бирже за пятьдесят луидоров. Пол-Лондона смеялось над умной местью,пока любовник Шарпийон не подарил ей птицу.
В театре он встретил красивую Сару де Муральт с отцом иматерью. Она еще помнила шутку в постели Дюбуа. Ее отец, Луи де Муральт,швейцарский резидент в Лондоне, был в долгах, и менял жилище каждый день.Казанова заплатил судебному исполнителю, взял все семейство в свой дом,предложил кредит на поездку, и сорвал пять минут любви с семнадцатилетней Саройв комнате, которую отец покинул на пять минут. Он просил ее руки и былотвергнут. Пассано оклеветал его де Муральту. Он хотел любить Сару авансом, нобыл отвергнут. Неужели у него больше нет успеха у молодых женщин: послеМарианны Шарпийон — Сара де Муральт? «Я пришел к выводу, что мои ласки ненравятся им больше.» Он начинает презирать себя, потому что его любовьюпренебрегают, и пишет с обнаженной яростью: «Мы, люди, не значим друг для друганичего». Какое признание знаменитого любовника!
Одна немецкая графиня, которая искала в Лондоне возмещениявоенных убытков своего ганноверского имущества, возникших по причине британскойармии, и впала в долги, не только сама улеглась в постель, но разослала пятьпрелестных молодых дочерей за деньгами к кавалерам, невзирая на то, чтодевушкам придется уплатить пагубную цену. Казанова купил девушек по двадцатьпять гиней за штуку, а когда мать посадили в долговую тюрьму, освободил ее,взял семейство в свой дом, спал со всеми пятью, истощив свое состояние и себя.Через месяц у него не было больше денег, не было украшений, не было кредита, абыло 400 гиней долгов. Он не платил ни за стол, ни за виноторговцу, дляэкономии обманывал своего негра Жарбо, продал свой орденский крест, чтобы смочьуплыть морем в Лиссабон, отказался от своего дома, взял комнатку подешевле и кнесчастью взял фальшивый вексель фальшивого барона по имени Стенау, отлюбовницы которого он получил венерическую болезнь. Банкир Ли объяснил ему, чтовексель фальшив, и дал ему 24 часа для защиты. Стенау убежал на континент.Казанова должен был бежать в тот же день, ему грозила виселица. Он взял вексельна Альгаротти в Венецию, написал Дандоло, что он должен уплатить деньгиАльгаротти, инкассировал вексель у какого-то еврея, продал портному золотоешитье от нового костюма, за десять фунтов освободил из долговой тюрьмы канатногоплясуна по имени Датури и взял его в слуги на место обманутого Жарбе. Датурибыл его крестный сын, может быть сын настоящий, он лишь с трудом вспоминал матьДатури, вероятно у них была связь 21 год назад, вероятно она была «одной изтысячи моих возлюбленных.» Он шел по улице и упал, врач сделал емукровопускание, и он бежал на континент. В Дюнкерке он встретил Терезу де ла Мерс шестилетним мальчиком, очевидно это был его сын. «Я смеялся над собой, чтонахожу своих детей рассеянными по всей Европе.» В Турне он в последний развидел графа де Сен-Жермена. Граф обещал излечить его от скверной болезнипятнадцатью пилюлями за три дня; Казанова предпочел обратиться к хирургу вВезале, которому потребовалось четыре недели. Едва излечившись, он наконецзаполучил в постель Редегонду, красивую пармезанку.
В Вольфенбюффеле он провел «в третьей по счету библиотекеЕвропы» восемь дней, «которые причисляют к счастливейшим в жизни». Добродетельвсегда имела для него большую привлекательность, чем грех. Он занимался переводом«Илиады».
