— Оставишь, — сказал Джиральди, и голос его стал тяжелым и жестким. — Я обещал Бернарду беречь тебя. И если уж на то пошло, Исана, я оторву тебя от него и выволоку из этой комнаты.
Тихая и очень далекая волна неповиновения текла сквозь мысли Исаны, заставляя ее голос едва слышна рычать в окончательном решении.
— Бернард никогда не оставил бы одного из своих. — Она вдохнула. — Ты знаешь это. Линялый мой. Я не оставлю его.
Джиральди ничего не сказал. Затем покачал головой и вытащил из-за пояса нож. Он потянулся к веревкам, которыми были связаны ее и Линялого руки.
Непокорность вернулась, сильнее чем прежде, и Исана поймала запястье цетуриона своей рукой. Суставы трещали от напряжения. Пальцы побелели.
Потом она подняла голову и посмотрела в глаза центуриона.
— Тронь нас, — произнесла она, — и я убью тебя. Или умру, пытаясь.
Джиральди потрясенно отшатнулся, не из-за хватки ослабленных пальцев Исаны, она знала это, и не из-за угроз, произнесенных слабым голосом. А из-за того, что было в ее взгляде.
— Вороны, — прошептал он. — Ты действительно готова на это.
— Да.
— Почему? — потребовал он. — Почему, Исана? И не надо говорить мне, что он просто обычный раб, которому нравилось таскаться за вашим племянником. Кто он такой?
Исана старалась мыслить ясно, старалась вспомнить, кто знал, кто мог знать, и кто абсолютно точно не знал.
Но она так устала, прошло так много лет, и было так много лжи. Ей до смерти надоели ложь и тайны.
— Арарис, — прошептала она. — Арарис Валериан.
Джиральди повторил эти слова про себя, и глаза его заметно расширились. Затем он перевел взгляд с раненого на Исану и обратно, и лицо его стало абсолютно белого цвета. Старый солдат закусил губу и отвернулся.
Морщины на его лице стали заметно глубже, как будто он разом постарел лет на десять.
— Ну, — сказал он, его голос дрожал. — В этом как-то больше смысла.
Исана выпустила его запястье.
Он посмотрел на нож в руке и вернул его в ножны на поясе.
— Если уж я не могу остановить вас… Я могу хотя бы постараться помочь вам. В чем вы нуждаетесь, миледи?
Глаза Исаны внезапно расширились, пока она смотрела на Джиральди, и вдруг увидела способ достучаться до Линялого. Ее сердце забилось, а внезапная надежда прокатилась сквозь ее усталый разум волной внезапного, покалывающего тепла.
— Вот оно, — сказала Исана.
Старый солдат моргнул и оглянулся.
— Оно? Вы о чем?
— Джиральди, принеси мне чай. Какой-нибудь крепкий. И найди мне его меч.
Глава 35
Это был долгий и утомительный переход к стоянке лошадей, и столь же утомительная поездка по пути назад к укреплениям легиона в Элинархе. Тави прибыл в самый холодный и темный час ночи.
Он по-прежнему удивлялся тому, что, несмотря на палящую жару конца лета на юго-западе империи, ночи здесь были столь же неприятно холодными как и в Кальдеронской долине.
По дороге их несколько раз окликали конные пикеты, стоявшие в две линии, когда они пересекли последнее открытое пространство перед городом, Тави отметил молчаливые фигуры в ряду деревьев — местные лучники и лесорубы, скорее всего, вереницей движущиеся на запад с неизменной настороженностью.
Первое Копье должен был послать их, чтобы наблюдать и беспокоить наступающие армии Канима, и попытаться взять передовых разведчиков врага. Это была мера Тави, чтобы защитить себя, вот почему он оставил Валиара Маркуса отвечать за оборону.
Тави и Китаи въехали в часть города на южной оконечности Элинарха, потом пересекли большой мост, их шаги звенели по камню. Запах воды, грязи и рыбы великой реки Тибр поднимался к ним.
Они были более чем в сотне футов над водой, на верхней части арки моста, и Тави закрыл утомленные глаза, наслаждаясь холодным бризом, омывавшим его.
Весть о его возвращения летела впереди него, передаваемая от одного часового к другому. Магнус, как старший камердинер капитана, был там, чтобы встретить его и сопроводить в командирскую палатку, теперь уже стандартную палатку Легиона, вместо более крупной модели Цирила.
Несколько человек вошли и посторонились, пропуская следовавших за ними, все двигались оживленно. Им приходилось выплясывать вокруг друг друга, что они и делали.
В общем, эта палатка выглядела чрезвычайно мелкой и неуместной, в центре круга испепеленной молнией земли. Это было символично, думал Тави. До некоторой степени он тоже чувствовал себя мелким и неуместным.
— Нет, вороны забери, — прорычал изнутри палатки голос Валиара Маркуса. — Если наши источники продовольствия находятся на южном берегу, и псы захватят их, нам придется есть собственные сапоги, когда мы отступим на север.
— Но я только что заставил всю мою центурию таскать продовольствие как стадо мулов, — протестовал второй голос.
— Отлично, — резко ответил Маркус. — Значит они знают дорогу, чтобы вернуть все обратно.
— Маркус, эти склады находятся в доках, вне городских стен. Мы не можем оставить их без охраны, а наши собственные хранилища еще не достроены.
— Тогда сложи их где-нибудь. Или реквизируй дом.
Тави соскользнул с коня, затекшие мышцы ныли.
Он подозвал Китаи, и она наклонилась к нему. Тави тихо пробормотал просьбу, и она кивнула, перед тем как повернуть и ударить лошадь по бокам, посылая ее в сторону лагеря последователей.
Магнус посмотрел ей вслед, нахмурившись. Темнота и капюшон скрывали ее черты от старого Курсора, но все еще было очевидно, что она женщина.
— Кто это, сэр? — спросил он Тави.
— Позже, — сказал Тави. Он указал глазами на палатку. Магнус нахмурился, но затем кивнул.
Тави остановился на мгновение, чтобы упорядочить мысли, пытаясь излучать всю авторитетность, на которую он был способен, и вошел в палатку.
— Не надо "реквизировать" дом, — сказал он, — найдите добровольцев. Вы не будете иметь никаких проблем с поиском жителей готовых принести небольшую жертву на благо единственного, что стоит между ними и ордой Канима.
В палатке стояли два стола из пустых бочек и досок. Бумаги, многие частично поврежденные пламенем, были разбросаны в полном беспорядке по обоим из них. Пара селедок сидела за каждым столом, пытаясь разобраться в сохранившихся документах в свете одинокой заговоренной лампы.
Первое Копье и споривший с ним центурион поднялись и отдали честь.
— Сэр, — сказал Маркус.
Новобранцы позади центурионов прекратили работать и начали вставать. Тави был уверен, что если они это сделают, то уронят самодельные столы и уничтожат всю проделанную работу.
