Трумэн передал Молотову послание, предназначенное Сталину, в котором, в частности, говорилось: "… По мнению правительства Соединенных Штатов, крымские решения по Польше можно выполнить, если группа лидеров, действительно представляющая демократическую Польшу, будет приглашена в Москву на консультации… Правительства Соединенных Штатов и Великобритании сделали максимум возможного для решения проблем в сложившейся ситуации и выполнения крымских решений в своем совместном заявлении, посланном маршалу Сталину 18 апреля…
Советское правительство должно понять, что если в настоящее время не удастся продвинуть выполнение крымских решений по Польше, то это серьезно подорвет веру в единство трех правительств и их решимость продолжать сотрудничество в будущем так же, как это было в прошлом.
Гарри Трумэн".
Молотов взял письмо и сказал в своем обычном строго официальном стиле:
— Надеюсь, что выражаю точку зрения советского правительства, заявляя, что оно желает сотрудничать с США и Великобританией, как это было прежде.
— Согласен, — быстро отреагировал Трумэн, — в противном случае не имеет смысла вести данный разговор.
Сильно удивившись такому напору, Молотов сказал, что основа сотрудничества уже заложена, и три правительства смогли найти общий язык для устранения разногласий. Более того, три страны всегда решали вопросы как равные партнеры и не было ни одного случая, когда одна из сторон пыталась навязать свою волю другой.
— Мы просим только одного — чтобы советское правительство выполнило крымские договоренности по Польше.
Гарриман подумал, что такая прямота подействует на русских очень отрезвляюще. На Лейхи такой ответ Трумэна также произвел впечатление.
Молотов слегка приглушенным голосом ответил, что его правительство стоит за выполнение крымских договоренностей, и добавил:
— Для нас это вопрос чести.
По его словам, добрые отношения, которые сложились, открывают светлые перспективы в будущем.
— Советское правительство убеждено, что можно преодолеть любые трудности.
Трумэн снова вмешался, говоря немного в нос:
— По Польше было достигнуто соглашение, и маршалу Сталину следует сделать только одно — выполнить соглашение в соответствии с данным словом.
Молотов ответил, что Сталин выразил свою точку зрения в послании от 7 апреля, и добавил:
— Лично я не могу понять, почему, если три правительства смогли прийти к соглашению по вопросу югославского правительства, то почему такая же формула неприменима к вопросу по Польше.
— По Польше достигнуто соглашение, — резко заметил Трумэн. — Теперь советскому правительству только остается его выполнить.
Молотов был явно раздражен. Он сказал, что его правительство безусловно поддерживает ялтинские решения.
— Однако я не могу согласиться с тем, что отмена этих решений другими может рассматриваться как нарушение обязательств советского правительства. Несомненно, польский вопрос, который небезынтересен для граничащей с ней страны, представляет большой интерес для советского правительства.
Трумэн не собирался уклоняться от главной темы разговора.
— Соединенные Штаты готовы полностью выполнить все договоренности, достигнутые в Ялте, и просит от советского правительства сделать то же самое.
Президент дал понять, что Соединенные Штаты хотят дружбы с Россией, но добавил при этом:
— Однако я хочу, чтобы вам было абсолютно ясно, что это можно сделать только на основе взаимного соблюдения договоренностей, а не на принципах улицы с односторонним движением.
Впервые за все время беседы Молотов открыто проявил раздражение.
— Со мной никогда в жизни еще так не разговаривали! — воскликнул он.
— Выполните свои обязательства, — сказал Трумэн, — и с вами никто так не будет разговаривать.
Вайнант, посол Великобритании в Вашингтоне, проинформировал Трумэна, что Черчилль желает поговорить с ним по трансатлантической телефонной линии о предложении Гиммлера, переданном через шведское правительство, о капитуляции немецких войск на Западном фронте. Президент позвонил Маршаллу, который предложил провести данный разговор из Пентагона.
Генерал-майор Джон Э. Хэлл, начальник управления оперативно-стратегического планирования, дал указание подготовить шифровальную систему и позвонил исполняющему обязанности госсекретаря Джозефу Грю, чтобы получить дополнительную информацию, но тому тоже не было ничего известно о подробностях. Он не знал, что длинную радиограмму министра Г. В. Джонсона из американского посольства в Стокгольме уже расшифровали в другой части здания.
Трумэн, Лейхи, Маршалл, Кинг, Хэлл и полковник Ричард Парк собрались в центре коммуникаций Пентагона, и в 14. 10 все услышали голос Черчилля:
— Это вы, господин президент?
— Это президент, господин премьер-министр.
— Рад слышать ваш голос.
— Большое спасибо, я рад слышать ваш, — ответил Трумэн.
— Я несколько раз разговаривал с Франклином, но… Вы получили отчет от вашего посла из Стокгольма?
Черчилль сообщил, что он получил детальный доклад от сэра Виктора Маллета, британского посла в Швеции, и считал, что подобный же получил и Трумэн от Джонсона. Трумэн подумал, что Черчилль имеет в виду информацию, полученную от Вайнанта, и не знал, что Грю недавно выехал из Госдепартамента с расшифрованным сообщением от Джонсона.
— Да, получил.
— Об этом предложении?
— Да. У меня короткое сообщение (сообщение Вайнанта), где говорится о существовании данного предложения.
— Да, конечно, — сказал Черчилль, все еще думая, что Трумэн получил сообщение от Джонсона. — Нам показалось, что предложение выглядит неплохо.
— Что он может сдать?
Озадаченный непониманием Трумэна, Черчилль сказал, что "упоминались Италия и Югославия, а также весь Западный фронт, но он (Гиммлер) не предлагает капитуляцию на Восточном фронте. Англичане, по его словам, подумали, что, может быть, следует сообщить об этом Сталину. То есть, разумеется, сказать, что, по нашим соображениям, капитуляция должна быть одновременной на наших условиях.
Если Черчилль изъяснялся туманно, то Трумэн нет.
— Я думаю, что его нужно вынудить капитулировать перед тремя правительствами: Россией, Британией и США. Я не считаю, что мы должны идти на частичную капитуляцию.
— Нет, нет, нет, — скороговоркой произнес Черчилль. — С таким человеком, как Гиммлер, нельзя говорить о частичной капитуляции. Он будет выступать от имени немецкого государства так же, как и любой другой. Поэтому мы думаем, что переговоры, которые он ведет, должны вестись с тремя правительствами.
— Именно так. Я тоже так считаю.
— Я понимаю, конечно, что это локальная капитуляция на фронте. А потом, Эйзенхауэр имеет полномочия принять капитуляцию, и он пойдет на это.