– Как раз напротив развилки и тоннеля.
– Подходящее место. Не отравись кислородом. Ты мне нужен живой.
– Зачем?
– Объясняю. Ты чего туда поперся так поздно? Ты машину отпустил?
– Отвечаю. Не поперся, а был у знакомых. Ужинали запеченной курицей. Машину отпустил давно. А что?
– А ты можешь вызвать ее обратно?
– Вряд ли. Водитель небось дома уже. Да скажи ты мне, наконец, зачем тебе машина? Твоя-то где?
– Моя стоит у входа. А вход – в театральный клуб. Мы сюда с Осой заехали и напозволяли себе. Так что бери такси, приезжай за нами и развези бедных женщин по домам.
– Вот-те здрасьте… Я ж, мягко говоря, тоже себе напозволял…
– У тебя удостоверение есть. Отмажешься, если что…
– ГАИ нынче не та.
– ГАИ всегда та.
– А чего это вы с Осой делали?
– В куклы играли. Буквально, – засмеялась жена. – Не теряй время, лови такси или частника…
Легат, не сходя с места, поднял правую руку, встав в позу памятника Неупокоенному Вождю, и тут же остановилась какая-то потертая иномарка. Ехать было – пустяки совсем.
Дом писателей сохранил свое вольное название, но, как считал писатель Легат, существенно поменял ориентацию. Писатели как-то стерлись… В Старом здании был теперь главный ресторан – дорогой и вполне достойный в смысле кухни и весьма печальный в смысле винного погреба. В Новом – тоже ресторан, но названный Театральным клубом, где кухня была, на взгляд Легата, нищенской и невкусной, а цены – доступные даже мало играющим актерам, приходящим сюда по вечерам поесть, выпить дерьмовой водки и слегка потусоваться.
Легат не любил сюда приходить. Мешали частые знакомые, ужасное обслуживание и скверная еда. Но жене его здесь нравилось. И частые знакомые ее радовали. И еду она плохой не считала. Жена, считал Легат, просто ловила кайф от того, что казалось ей неформальным продолжением театра вообще. Известные и, главное, лично хорошо знакомые актеры, режиссеры, театроведы – да вот они! Все – в роли посетителей. Официантки – массовка. Еда – практически бутафория, но есть можно и бутафорию. Не умрешь.
А беседы, беседы!..
Да какие, к черту, писатели! На порог их не пускать! Они ж не знают, чем, к примеру, темпо-ритм отличается, к примеру, от сверхзадачи…
Легат тоже не знал, разве что слова такие умные слыхал, поэтому всегда был здесь неким придатком к жене.
Хотя его тоже многие узнавали…
Он прошел сквозь пустой и гулкий холл к входу в театральную забегаловку, ранее игравшую роль фойе Малого зала, вошел в нее и сразу обнаружил жену и Осу, еще не завершивших здешнее сиротское пиршество. Третьей была лучшая подруга жены – широко известная в здешнем мире театральная журналистка из Столичной молодежки.
Да и как без нее? Без нее – никак…
– Всем привет! – сказал Легат, усаживаясь на свободный стул. – Я вообще-то готов потрудиться наемным драйвером. А вы как? Уже или еще?
Судя по пустым кофейным чашкам, они были – уже.
Легат помахал ближайшей официантке. Она подошла.
– Посчитайте, пожалуйста, – попросил Легат.
Официантка скрылась – считать.
А жена спросила:
– Как день прошел?
Хороший вопрос из ряда необязательных, но пристойных случаю.
– Штатно, – традиционно ответил Легат. – Кого куда везти?
Он не собирался здесь рассиживаться.
– Я сама, – сказала журналистка. – Я на машине. Я твою благоверную довезу, мне все равно по дороге, а ты отвези Осу.
– Много выпил? – спросила жена.
– Когда это я много пил? Максимум полтора бокала…
– Да я такси возьму, – засопротивлялась Оса.
– Не говори глупостей, – сказала жена, которая строга была со всеми – как ближними, так и дальними. – Легат тебя отвезет…
И протянула Легату электронный ключ от машины.
– Тогда поехали, – подвел итог Легат.
А тут как раз счет принесли.
На улице дамы расцеловались и простились. Легат посадил в машину Осу, сам сел за руль, завел двигатель.
– Куда едем?
– На проспект имени Великого Садовода, – сказала Оса.
– Ближний свет, – констатировал Легат. – Домчим мигом.
«Мигом» – фигура речи, а вот ведь и время случилось, когда можно лишний раз попытать Осу, порасспрашивать ее про того Гумбольдта, который предстал перед ним сегодня в рваном рассказе Джуниора, или про того, которого знала она – когда была маленькой, а Гумбольдт был уже пожилым. Да и когда он молодым был – Оса тоже может про него рассказать: в прошлом они успели побыть братом и сестрой, пока Гумбольдт не попал в заключение, отслеженный и отловленный друзьями из Конторы. И когда Оса стала уже теперешней – знаменитой и, увы, не слишком юной, он-то тоже был здесь и был – пожилым…
– Я скоро смогу стать летописцем вашей семьи, – сообщил он Осе. – Только летопись придется писать в жанре фантастики.
– Понятно… – Голос был тихий, и, казалось, что Оса говорит через силу.
Он, Легат, в чем-то провинился?..
Она только-только сидела с двумя завсегдатаями актерского кафе, легко смеялась, была явно довольной прошедшим вечером, охотно поехала с Легатом, хотя журналистка вполне могла сделать крюк и завернуть на Проспект Садовода. И Легата не надо было выдергивать после сытного ужина, трудного разговора и практически перед сном.
– Вы плохо себя чувствуете?
– Просто устала. Репетиция была – чистый облом. Считай, что день потерян… Хорошо, что к вашей жене поехала: потрепались, посмеялись, дело поделали, потом посидели в этой рыгаловке неплохо… Отошла. А сейчас опять навалилось…
– Жаль, – сказал цинично откровенный Легат, – а я хотел вам пару-тройку вопросов задать. Чуть-чуть не хватает, чтоб картинка целиком выстроилась.
– Картинка чего? Моей семьи?
Вот и голосок стал живее. Неприязнь появилась.
– Угадали. Я уже столько о вашей семье знаю и стольких знаю, что глупо и обидно тормозить. Прямо как мужик из анекдота или из притчи, который на спор Великую Реку по льду босиком перебегал…
Кинул камешек. Полюбопытствует?
– И что дальше?
Полюбопытствовала. Хороший знак.
– А дальше бежит он, бежит, уж за половину пути забежал, до того берега рукой подать, а ступни ко льду примерзают, жжет их – сил нет, каждый шаг чем дальше, тем мучительней… И не выдержал. Повернул назад, рванул изо всех силенок, домчался до берега и к тому, с кем поспорил: «Не могу, – говорит. – Ты выиграл!»
– А кто здесь я и кто вы? По аналогии…
