Меррик снова расплакалась. Несчастная, убитая горем, онасмотрела на то, что осталось от красавца Луи.
– Быть может, он кричит, моля о жизни, – сказалаона, – но я ничего не слышу. Колдунья во мне слышит только тишину. Асмертная Меррик, пока оставшаяся во мне, чувствует только раскаяние. Лестат,дай ему свою кровь. Верни его.
Лестат отвернулся от нее и посмотрел на меня. Тогда Мерриксхватила его руку и вновь повернула лицом к себе.
– Воспользуйся своей магией, – настойчиво потребовалаона, хотя голоса не повышала. – Воспользуйся своей магией и верь в нее,как верила я, когда колдовала.
Он кивнул и успокаивающим жестом прикрыл ее руку ладонью.
– Скажи мне, Дэвид, – заговорил он все тем же скрипучимголосом. – Чего хочет он? Неужели он поступил так потому, что даровалМеррик свою кровь, а потом решил расплатиться за это жизнью?
Что я мог ответить? Разве я мог предать доверие своегодруга, поведав Лестату те сокровенные мысли, которыми он делился со мной втечение многих ночей?
– Я ничего не слышу, – сказал я. – Впрочем,возможно, все дело в старой привычке – не читать его мысли, не копаться в душе,привычка позволять ему делать то, что он желает, и лишь время от временипредлагать вкусить более сильной крови, при этом не насмехаясь никогда над егослабостями. Я ничего не слышу. Ничего, но разве это имеет какое-то значение?Ночами я брожу по городским кладбищам и тоже ничего не слышу. Иногда,оказавшись в толпе смертных, я тоже ничего не слышу. И если брожу один, тобывает, не слышу даже собственного внутреннего голоса.
Я вновь взглянул на почерневшее лицо Луи. Разглядел четкуюлинию рта, каждую оставшуюся нетронутой волосинку на голове.
– Я ничего не слышу, – повторил я. – Однако вижудухов. Они часто приходят ко мне. Но скрыт ли дух где-то в глубине этихостанков, не знаю.
Лестат покачнулся, словно от слабости, но заставил себявыпрямиться. Меня обжег стыд, когда я увидел налет серой пыли на бархатныхрукавах его камзола, спутанные пряди и грязь в густых мягких волосах.
Но сейчас Лестату было не до того.
Для него имела значение только фигура в гробу. Меррикпродолжала плакать, а он рассеянно обнял ее правой рукой, прижал к своемусильному телу и хрипло зашептал:
– Полно, полно, chе′rie. Он поступил так, как хотел.
– Но вышло все не так! – вырвалось у Меррик. – Онслишком стар, чтобы огонь одного дня прикончил его. Может быть, он сейчасзаперт внутри этих обугленных останков и страшится того, что грядет. Возможно,он, как умирающий человек, слышит нас в этом смертельном трансе и не можетответить. – Она жалобно застонала и продолжила: – Он, может быть, плачет,прося нас о помощи, а мы стоим здесь и только спорим и сетуем.
– Но если я сейчас пролью свою кровь в этот гроб, что,по-твоему, случится? – спросил Лестат. – Думаешь, из этих обгорелыхтряпок поднимется наш Луи? А что, если нет, chе′rie? Что, если мы увидимкакого-нибудь искалеченного призрака, которого придется уничтожить?
– Выбери жизнь, Лестат, – сказала Меррик, отстраняясьот него, – выбери жизнь в любом ее проявлении. Выбери жизнь и верни его.Если он вновь захочет умереть, то возможность для этого всегда будет.
– Моя кровь сейчас чересчур сильна, chе′rie, –сказал Лестат. Он прокашлялся и смахнул пыль с собственных век, потом запустилпятерню в волосы и резко отбросил их с лица. – Моя кровь способнавозродить монстра из того, что здесь лежит.
– Так сделай это! – воскликнула Меррик. – Если онзахочет умереть, если он снова попросит о смерти, обещаю, что окажу ему этупоследнюю услугу. – Какими обольстительными были ее взгляд и голос! –Я сварю для него зелье из ядов, настоянных на крови животных, крови дикихсуществ. Я скормлю ему это зелье – и он уснет с восходом солнца. – Голосее зазвучал еще более страстно. – Он уснет и если доживет до новогозаката, то я стану его ночной сиделкой до тех пор, пока вновь не взойдетсолнце.
Несколько секунд блестящие фиалковые глаза Лестата смотрелина нее не отрываясь. Он будто бы обдумывал ее план, а потом медленно перевелвзгляд на меня.
– А ты что скажешь, любимый друг? Чего ты от меняждешь? – спросил он, и лицо его слегка оживилось, хотя не стало менеепечальным.
– Не знаю даже, что и ответить. – Я покачал головой. –Ты сам пришел. Это твое решение, твое по праву – ты ведь среди нас старший. И яблагодарен за то, что ты здесь. – Тут на меня нахлынули самые ужасные имрачные предчувствия, я снова взглянул на темную фигуру внизу, а потом опять наЛестата. – Если бы я сделал подобный шаг и меня постигла бы неудача, то язахотел бы вернуться. – Что меня заставило так высказаться? Страх? Незнаю. Но я говорил правду, мои губы произносили то, что диктовало им сердце: –Да, если бы я видел, как восходит солнце и пережил это, то, вполне возможно,растерял бы всю храбрость... А ему всегда ее не хватало.
Лестат, видимо, обдумывал услышанное. Как же иначе? Однаждыон сам ушел под палящие лучи солнца в далеком пустынном краю, получил множествоожогов, но не познал освобождения и вернулся. Его кожа до сих пор сохраниласледы той жуткой катастрофы. И пройдет еще много лет, прежде чем отпечатоксолнца исчезнет с нее навсегда.
Решительно шагнув вперед под нашими с Меррик взглядами, онопустился на колени рядом с гробом, склонился к фигуре и тут же отпрянул.Действуя в точности, как Меррик, он очень деликатно дотронулся до почерневшихрук и убедился, что они тверды. Неторопливо и нежно он дотронулся до лба – иснова никакой отметины.
Тогда Лестат поднялся с земли, поднес правую руку ко рту и,прежде чем мы с Меррик сообразили, что он хочет сделать, собственными зубамивспорол себе запястье.
Густой поток крови хлынул на застывшее в гробу лицо, новскрытые вены почти мгновенно закрылись, и Лестату пришлось разорвать их снова,чтобы струя не иссякла.
– Помоги мне, Меррик. Помоги мне, Дэвид! – закричалон. – Я отвечу за содеянное, но помогите мне довести начатое до конца. Безвас мне не обойтись.
Я сразу встал рядом и, неловко оттянув манжету, вскрылклыком вену на руке. Меррик опустилась на колени в ногах покойного, и изнежного запястья новообращенной тоже потекла кровь.
От останков тут же поднялся едкий дым. Казалось, чернаяплоть поглощала кровь каждой своей порой. Кровь пропитала обуглившуюся одежду.Разорвав ткань, Лестат пролил на тело новую порцию крови.
