— спросила я в пространство и рывком обернулась. — Ну скажи честно!.. Мам?! Так же нельзя!
Мама нахмурилась, будто припоминая что-то важное. Подошла ко мне и неожиданно тронула ладонью лоб:
— Ты случайно не заболела? Просто сама не своя…
— Издеваешься! — Я оттолкнула ее руку и сама отскочила. — Почему ты ведешь себя как ненормальная? Твой ребенок пропал!
— Не смей. Так. Разговаривать, — отчеканила она очень ровным голосом, однако на щеках уже выступила гневная краснота. — Марго.
— Что?! — выкрикнула я и замерла, пригвожденная к полу.
Мама никогда не называла меня Марго. Она вообще делала вид, будто такого сокращения моего имени не существует.
Это говорила не мама…
Точнее, в ней говорили воспоминания. Ложные воспоминания.
«Надеюсь, твое имя не придется сокращать по первой части?»
Едва заходил спор, она каждый раз обращалась к Василиске с одним и тем же вопросом.
А теперь Василиски не было. Воспоминаний о ней в маминой голове не осталось. Или не в голове, а… в Душе?
Перед глазами возникла картина с веретеном Лиды и красной нитью, тянущейся из маминой груди. Из сердца… В голове наперебой зазвучали вопросы, которые девушка задавала о Василиске.
Я бросилась в прихожую, сунула ноги в кроссовки и принялась торопливо завязывать шнурки. Мама вышла следом — уже малость остывшая, нервная краска почти ушла с лица. И смотрела она спокойно, немного с затаенной жалостью. Так бывает после брошенной сгоряча обидной фразы.
— Ну не злись, — наконец примирительно произнесла она, протянула руку и потрепала меня по волосам. — Я знаю: последние дни мы мало времени проводим вместе. Но дай закончить распаковку вещей, и все наладится.
— Не наладится, — глотая подступающие слезы, пробурчала я, не поднимая головы. Шнурки, как назло, путались и не хотели затягиваться.
— Ты на работу? — Мама сделала вид, будто не услышала комментария.
— Да, — соврала я и все-таки шмыгнула носом. А потом еще раз и еще.
— Что-то ты совсем расклеилась, детка…
Она присела на корточки, обняла меня за плечи и притянула к себе. В таком шатком положении мы и застыли.
Я затаила дыхание. Сердце учащенно колотилось в груди, и от этого становилось больно.
— Ты мой самый любимый ребенок, — горячо шепнула мама мне на ухо. — Все будет хорошо.
Самый. Любимый. Ребенок.
Самый…
— Потому что единственный?
Я запоздало поняла, что последнее спросила вслух.
— И даже если бы не единственный, знай: любовь при разделении не становится меньше. Такой вот странный закон вне физики. — Мама усмехнулась, широко провела ладонью по лицу, смахивая слезинки. И первая отстранилась. — Иди.
Я кое-как зашнуровала обувь и выпрямилась. Теперь горечь внутри превратилась в концентрированный яд.
И я даже знала, куда пойти и с кем им поделиться…
Часть 4. Василий
— Держи.
Я протянул Оксане ключ от ящичка для личных вещей. Мы удачно пересеклись возле служебного входа, и я был рад, что есть возможность в любой момент сослаться на другие дела и сбежать.
Девушка улыбнулась одним уголком рта. Хмыкнула:
— То есть вот так, да? По статье, за прогул?
— Сам виноват.
Я был спокоен. Что-то переменилось и непоправимо сдвинулось внутри за эти дни. На чаши весов положили другие гирьки. Пришло… нет, не безразличие. Скорее, ощущение незначительности всех прежних забот. И перемены одинаково вдохновляли и пугали, но было даже здорово зависнуть вот так, без опоры, без поддержки, зная: ты можешь лететь на все четыре стороны. Если рискнешь.
Правда, я втайне надеялся, что Гусев не станет серчать и все-таки возьмет меня в музей. Или, правильнее, не в музей, а в НИИ ГИИС?..
Оксана протянула ладонь, я разжал пальцы, и крошечный плоский ключ упал ей в руку.
— Можем оформить «без содержания» задним числом, и придешь, когда уладишь свои особо важные дела. — Последние слова она нарочно подчеркнула. С намеком «потом я все равно жду от тебя объяснений, дружочек, не надейся». Но сегодня явно был один из тех непредсказуемых и редких дней, когда Оксаной овладевало благостное настроение, и шутки звучали правда как шутки — без попытки ехидно поддеть за живое или уязвить. — Если мир спасаешь, то так и скажи.
— Это вряд ли. Про возвращение. Не хочу давать обещаний, которые, скорее всего, не выполню.
— То есть признаешь, да, что не всегда отвечал за слова? — внимательно сощурилась она.
— Если ситуация становится от этого проще, то…
Кстати, об обещаниях… Вчера во время телефонного разговора я подробно рассказал Гусеву про сон о кладбище, балерину Кшесинскую и числовой код. Как и предполагалось, Глеб Борисович не удивился и пообещал навести справки и перезвонить, поэтому с самого утра я с тревогой ожидал вестей.
Передвижная красная рамка настенного календаря, которые Надя так любила вешать по всей квартире, неумолимо напоминала о сегодняшней дате — первое апреля. День запланированного Духами удара — непонятно чем и непонятно куда именно.
— Зря, — с нарочитой беспечностью бросила Оксана. — Я бы за тебя поручилась.
— Пытаешься загладить вину? — ляпнул я и тут же пожалел о сказанном. Теперь Оксана наверняка разозлится, вспомнив предыдущий разговор и совершенно точно сочтя реплику в свой адрес издевкой. Но она лишь пожала остренькими плечами.
— Зря я на тебя наорала. Ты вон, говорят, девушку позавчера спас от кого-то.
«Это она про Марго и двор на четвертой линии?..» — с удивлением подумал я. Так вот почему гнев сменился милостью: во мне углядели героя, с которым полезнее дружить, чем быть в ссоре. Я отмахнулся:
— Забыли. — Сделалось неприятно и захотелось скорее свернуть разговор.
Я поискал взглядом, за что бы зацепиться, и в этот момент заметил знакомую фигурку в оранжевой флисовой куртке поискового отряда. Лена. Рядом с ней переминался с ноги на ногу рослый румяный парень в такой же оранжевой форме с нашитой эмблемой организации на рукаве. Они непринужденно беседовали вполголоса, держа чеки от заказов в руках.
— Твоя девушка? — Оксана проследила за моим взглядом.
— Что?
— Эта девица уже не первый день возле тебя трется. Не ври, я видела!
— Давай об этом в другой раз, — бросил я и поспешил к Лене.
— Послезавтра! — чуть опешив, крикнула Оксана вслед.
Я обернулся:
— Что?
— Про обещания! Сказал, что занесешь ключ завтра, а занес послезавтра!
— Не уследил за временем. Прости.
— Так ведь и все свое время можно в никуда отправить… Прощаю, растяпа. Подумай.
— Подумаю.
Я протиснулся между посетителями, сгрудившимися возле прилавка в ожидании заказов. Мельком отметил, что почему-то исчезли ориентировки на пропавших детей (опять Оксана психанула и содрала?). Подойдя ближе, тронул Лену за плечо: надо как-никак извиниться за сорванную встречу в кафе.
Она обернулась. Улыбнулась вежливо и мягко:
— Да? Вы что-то хотели?
— Привет, — осторожно сказал я.
— Эм-м… Привет. — Лена и незнакомый парень коротко переглянулись.
— Ты его знаешь? — спросил он.
— Может, и знаю… — неуверенно проговорила Лена. И вновь обратилась ко мне: — Ты волонтер? Прости, без формы вечно не отличаю наших.
— Я — Вася. Ну, работаю здесь. Мы познакомились пару дней назад. Ты мне еще ориентировки оставляла. Прости, так случайно вышло… Долго меня ждала?
Глаза Лены округлились от удивления.
— Ждала? Тебя?! В смысле?
— А как же дети?
Волонтер вдруг рассмеялся:
— Тишуля, у тебя уже дети? О которых ты ни сном ни духом?
— Те пятеро пропавших. Точнее, уже четверо. Мальчик Миша ведь дома.
Я совсем растерялся. Ладно, если обиделась и не хочет разговаривать. Но притворяться, что уже две недели детские фотографии не висят почти на каждом столбе, зачем?..
— Простите, я все равно не понимаю. — Лена покачала головой и обернулась к приятелю, явно ища поддержки. Тот, что называется, и в ус не дул.
— Сразу пятеро? — басовито хохотнул он. — Детсадовская группа, что ли, на прогулке продолбалась? — И тут же получил тычок локтем в бок от Лены.
— Надо Ирбис позвонить. Может, мы чего-то не знаем. — Она тут же переменилась в настроении, на лице проступили обеспокоенность и тревога.
— Я пять минут назад говорил с Ирбис. Ничего она не передавала.
— Странно.
Лена нахмурилась и вдруг опять вспомнила обо мне:
— Вы чего-то хотели? До того, как сказали о детях.
— Уже ничего. — Я отступил к дверям.
«Ненормальный», — донеслось в спину едва слышно. И следом Ленино: «Прекрати! Ошибся человек, с кем не бывает».
Я вышел на улицу отдышаться. Мысли о работе, Оксане и обещанном звонке Гусева разом вылетели из головы. Теперь я снова ничего не понимал. Куда делись ориентировки? Почему Лена делает вид, будто мы вообще не знакомы?..
В кармане завибрировал телефон. Марго.
Не думая, я нажал
