с полминуты Марго молчала, и я уточнил:
Почему сумасшедшая?
Кажется, Марго ждала вопроса, потому что тут же отстучала несколькими короткими сообщениями:
Цифры. Она постоянно писала на бумаге цифры. Просто зациклилась на них. И никто не понимал почему.
Я подумал и написал:
Уже выяснили. Это была часть Ключа. Значит, с тобой все в порядке.
Не совсем. Знаешь, когда ты обычный, а вокруг творится волшебство, намного проще поверить в объективность происходящего. Сейчас мне кажется, что мы все просто сошли с ума одинаково, вот нам и мерещится одно и то же.
Я помедлил, прикидывая, как будет звучать мой комментарий, и все же отправил:
Сходят с ума всегда по-разному. Только гриппом болеют все одинаково.
Будем надеяться, — уклончиво отозвалась Марго. И добавила, резко меняя тему:
А я вот не могу заснуть. Все время думаю, что она где-то там. Одна.
Пока я размышлял над ответом, под именем и аватаркой Марго мигала надпись: «печатает…».
Если к утру не будет новостей, я не знаю, что делать. Пойду искать сама. Снова. И пофиг на зеркало, — наконец выдало диалоговое окно.
Сердце тревожно забилось от одной лишь мысли об этом. Искать? Сама? Куда же?..
Я наконец подобрал верные слова в кучу и отправил осторожное:
Если понадобится помощь, я с тобой. Только позвони.
Ответ пришел сразу:
Обязательно.
И вдогонку, будто несколько смущенное:
Спасибо тебе. И доброй ночи.
Доброй ночи! — написал я, щелкнул выключателем лампы и улегся на кровать. Подумал и добавил, пока Марго еще не вышла из сети:
Номер квартиры скинь. Чтобы не ждать на скамейке, если вдруг что.
Выбрал смайлик. Нажал на значок отправки. Текст улетел в незримое интернет-пространство.
Мысли снова колыхнулись стылой темной водой. Номер квартиры. Ожидание Марго возле ее дома. Странный двор в форме ангела. Кшесинская…
Подумалось о кладбище и памятнике с вереницей цифр вместо дат. Никаких опознавательных знаков. Может, оно вообще где-то в области, и даже если захочешь — без подсказки не найдешь.
«Город показывает тебе свои видения, о прошлом и иногда будущем, чтобы ты понимал, находил и предотвращал катастрофы разного масштаба».
Только как вызывать эти видения, Гусев не объяснил. Не успел или забыл. А может статься, я зря надеюсь и способности резонаторов работают как-то иначе. Спросить Ярика? Он наверняка еще не пришел в себя после новости о брате…
Подумав, я сгреб с тумбочки мобильник и нашел в книжке контактов номер директора музея. Подумал и нажал на «Вызов».
Гусев взял трубку почти сразу. Точно ждал.
— Василь Наумыч? Что-то срочное? — На фоне послышался звук, напоминающий гул метро.
— Алло? Глеб Борисович, простите за поздний звонок. Я бы хотел кое-что вам рассказать. И спросить совета…
Часть 3. Марго
Если не спать всю ночь, то к утру мир становится кристально-прозрачным, точно стеклышко очков, только что заботливо протертое тряпочкой. Цвета обретают неожиданную глубину, звуки — осязаемость: еще немного, и ощутишь кончиками пальцев отголоски темного города, его бессонную, неутихающую жизнь. Привяжешься к нему тонкими невидимыми нитями, сделаешься частью. Сделаешься своей…
Этой ночью, сидя на подоконнике, я не чувствовала ничего, кроме тревоги. Точно каждая крыша, каждое окно, каждый переулок и каждый светофор на перекрестке таили ощущение приближающейся опасности.
Лежавший рядом телефон молчал: Вася, скорее всего, заснул или был занят другими делами. Время от времени я оживляла мобильник прикосновением к экрану и проверяла входящие сообщения. Ни одной новой весточки. Больше никаких торгов: принеси нам, юная девица, ключ волшебный, тогда отпустит чудовище потустороннее твою сестрицу домой.
Подумав об этом, я горько усмехнулась.
К рассвету растерянность, сжимающая внутренности, медленно перешла в тихое отчаяние, затем — в злость и наконец в решимость. Вот только я по-прежнему не представляла, что делать. И от беспомощности становилось совсем тошно.
Наверное, я так и задремала, сидя на подоконнике, потому что разбудили меня голоса и хлопанье дверцами в кухне. Я вздрогнула и распахнула глаза. Часы показывали восемь. За окном заметно рассвело, пусть солнце и пряталось где-то за кисельными облаками. Сквозь стены доносилась приглушенная музыка, возня и мамин непринужденный голос. Пахло… чем-то вкусным.
Я соскочила на пол, сунула ноги в тапки и высунулась в коридор. Осторожно заглянула в кухню. И не ошиблась: мама действительно порхала возле плиты под аккомпанемент умной колонки. На сковороде жарились и источали умопомрачительный аромат пухлые сырники. В заварочном чайнике, матовом от испарины, танцевали только что залитые кипятком листья.
Услышав шаги, мама обернулась:
— Уже встала? Каникулы же. Вот не спится тебе, а! Завидую.
«Кто бы говорил», — с нарастающей тревогой подумала я.
На маме был домашний шелковый халат, купленный во время семейной поездки в Египет пару лет назад, и выглядела она этим хмурым первоапрельским утром не в меру веселой, парящей, беззаботной. И очень домашней, теплой и мягкой. Так что разом захотелось подойти, обнять ее и ткнуться носом в волосы, вдыхая родной запах.
— Ты почему не на работе? — вместо этого выдала я первое, что пришло на ум.
— Взяла выходной. Замоталась с этим переездом. Хочется себя поберечь.
— А папа уже ушел? — О подозрительность в моем голосе можно было порезаться. Однако мама ничего не заметила. Или, по обыкновению, сделала вид, будто все в порядке.
— У них какое-то ЧП на дамбе. Электроника на одном участке полетела. Его срочно вызвали. Садись завтракать.
Я послушно забралась на высокий барный стул и водрузила локти на стол. Мама поставила передо мной тарелку, от которой еще поднимался аппетитный пар.
— Джем или сметану?
— Что-то на идеальном, — не отрывая взгляда от румяных сырников, пробормотала я вместо ответа. — С тобой все хорошо?
— Лучше некуда! — Мама сдула упавшую на лицо прядь волос и засмеялась. — Кстати! Как ты смотришь на то, чтобы обновить гардероб к весне? Раз переезд и все дела, то почему бы не начать жизнь с чистого листа и с новых вещей на полках?
Она вся буквально светилась от предвкушения красивой, как с картинки из глянцевого журнала, сцены шопинга мамы с дочкой.
— Да, в конце концов, с нового мобильника! Долго еще с моим старым будешь гонять?
— А что с моим старым? — почувствовав неладное, напряглась я.
Когда выяснилось, что клуб сгорел вместе со всеми нашими куртками и вещами, я попросила на время старый мамин телефон. Это было вчера. И мама знала, куда подевался мой гаджет.
— Как «где»? На работе же посеяла. Уже и этого не помнишь? Во даешь!
По спине прошел леденящий холод.
— Мам?.. — Голос почему-то сделался хриплым. Я тяжело сглотнула и пожалела, что чай еще горячий и нечем запить эту скребущую тревогу. — С тобой точно все нормально?
Мама поморщилась, размышляя, затем пожала плечами:
— Не понимаю, о чем ты.
— Из полиции больше не звонили?
— Что? Полиция? У нас разве что-то украли?
«Ты даже не представляешь что, мама…»
Вспыхнувшая в голове внезапная мысль пригвоздила меня к месту. На смену холоду пришла волна колющего жара.
Секунд пять я еще сидела неподвижно, взвешивала в голове догадку, пыталась отбросить ее, а затем резко отодвинула тарелку и спрыгнула на пол. Метнулась в коридор. Из него — в гостиную. Захлопала дверцами шкафов. Где эти несчастные альбомы с фотографиями?! Ведь только вчера…
— Ты что делаешь?
Мама показалась на пороге комнаты. Уже не радостная, а настороженная. Скрестила руки на груди, привалилась плечом к косяку и вперилась в меня профессиональным родительским взглядом я-просто-буду-смотреть-на-тебя-так-пока-ты-не-прекратишь.
— Где Лискины фотографии?
Я сбивчиво перелистывала альбомные страницы: начальная школа, выпускной в девятом классе, давний отпуск на море. Не то! Не то!..
— Чьи? — Она нахмурилась, но тут же, видимо, вспомнила, что излишние эмоции вызывают ранние морщины, и вновь стала невозмутимой.
— Мам, не смей! Где фотки моей сестры?
— Сестры?..
Теперь мама смотрела на меня точно на умалишенную. А я почувствовала, как пол буквально уходит из-под ног.
— Мам, — едва слышно. — Ты меня разыгрываешь, да?
— С чего мне тебя разыгрывать? Вообще твое поведение сейчас почти за гранью. Что ты опять удумала?
— Щас! Щас я покажу!
Мама посторонилась, когда я пролетела мимо нее, толкнула дверь и ворвалась в Василискину комнату.
Диван стоял заправленный пледом, шторы оказались задернуты, полки заполнены книгами, письменный стол в углу комнаты — аккуратен и пуст. Ни рисунков, ни игрушек, ни детских вещей, ни злополучных рамок с фотографиями.
«Нет-нет-нет!..»
В спальне не сохранилось ни одной детали, напоминавшей, что здесь когда-то жил другой ребенок. Только по углам и на ковре можно было разглядеть слои хорошо знакомой мне сероватой пыли. Я в ужасе и непонимании застыла на пороге.
— Это что, шутка первоапрельская?
