Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
первом же доме нам нальют!
Баба Нина встретила их на кухне. Когда они, громко топая, вошли в теплый дом, в котором запахи натопленной печки, сухих грибов и еды смешались в один неповторимый аромат, она поднялась с лавочки.
— Праходця-праходця, каляды дарагiя! — широко улыбаясь, сказала она.
На столе в тарелках дымилась еда и томился графинчик с водочкой. Злата обернулась к Лешке. Парень ударил по струнам и стал петь колядки, притопывая и приплясывая. Полянская даже и не подозревала, что Лешка знает вот это самое:
Добры вечар, шчодры вечар
Панне гаспадыне!
Дазвольце нам пашчадраваць,
Песнi паспявацъ.
Сеем, сеем, пасяваем,
3 Новым годам паздрауляем!
Радзi, Божа, жыта, пшанiцу,
Усякую пашнiцу.
Шчадрую, шчадрую —
Каубасу чую.
Дайце каубасу, дамой панясу.
Хто не дасць сала,
Каб яго свiннi не стала.
Злата ничего подобного не знала, поэтому лишь притопывала, смеясь, да пританцовывала, рассыпая зерно.
А потом Лешка заиграл на гитаре мелодию, старую, знакомую с детства, и Злата вдруг поняла, что помнит слова. Впрочем вряд ли хоть кто-нибудь в канун Нового или старого Нового года не вспоминал песню Александры Стрельченко:
Мимо окон и ворот птицей мчатся сани —
Едет, едет Новый год в тройке с бубенцами.
Снег, снежок кружит над головой,
Мы весело, мы с песнями встречаем праздник свой.
А потом, конечно, были и «Ой, снег-снежок, белая метелица…» и «Кабы не было зимы…».
Лешка играл и играл, а Злата пела и пританцовывала, и так радостно ей было и так хорошо, что никакая водка не нужна была! Злата и вспомнить не могла, когда она в последний раз пела вот просто так, от души? Она даже не задумывалась, что знает эти песни и может их петь?
Тулуп пришлось расстегнуть, потому что в нем она уже через пару минут вспотела. Баба Нина попыталась усадить их за стол, но они не могли задержаться надолго — им нужно было обойти все хаты. Они выпили с бабой Ниной по рюмке водки, закусили и с поклонами и прибаутками покинули этот дом.
— Злата, я не знал, что ты умеешь петь, — сказал ей на улице Лешка.
— Петь? Ты хочешь сказать, драть горло? — девушка засмеялась. — Я и сама этого не знала, более того, я даже не знала, что помню все эти песни! Ты ведь хотел их петь, а тут я со своим народно-колхозным оканьем! Извини, что-то меня понесло!
— Злата, у тебя классно получилось! Я был поражен!
— Ой, Лешка, не смущай меня! Слушай, — девушка поплотнее закуталась в тулуп, боясь, что может простудиться. — Если в каждом доме нам станут наливать по рюмке, представляешь, в каком состоянии мы ввалимся в дом Руденко? — девушка хихикнула, чувствуя, как спиртное разбегается приятным теплом по венам. — К тому же я никогда не видела тебя пьяным! Надеюсь, ты не буйный?
— Надеюсь, не буйный. Я не знаю, я никогда до чертиков не набирался! А ты не буйная?
Полянская засмеялась, и ее звонкий смех серебристым колокольчиком зазвенел в морозном воздухе.
— А я буйная, Лешка, и даже могу приставать к тебе!
Парень улыбнулся и ничего не ответил, к тому же они уже были у порога бабы Вали.
Наливали им не в каждом доме, чему они были несказанно рады, но все равно во всех домах в Горновке, где еще жили люди, их ждали с нетерпением. Тимофеевна и вправду позвонила всем. Их угощали, кто чем мог, одаривая конфетами, яблоками, печеньем и семечками. Они не отказывались, потому что таков был обычай Коляд, но по-настоящему их радовали счастливые улыбки на морщинистых лицах, слезы радости в подслеповатых потускневших глазах, доброе словечко и простая искренняя благодарность. Покидая очередную хату, они были уверены: они оставляют одиноким старушкам радость. И сами были счастливы от этого.
Лешкиных бабушку и деда они решили оставить напоследок. Оба знали, что оттуда так скоро их не выпустят, там их ждет праздничный стол, за которым придется задержаться.
Они зашли к бабе Рае Голубихе, потом к Дубовцам и Златиной двоюродной тетке Вале, а потом Лешка потянул ее к маленькому домику, где сквозь неплотно прилегающие жалюзи пробивался свет. Этот домик и свет в нем заставили Злату внутренне содрогнуться и едва удержаться от того, чтобы отвернуться и убежать без оглядки. Почему-то ей казалось, в этом доме уже никогда не зажжется свет и Виталя больше никогда не приедет в деревню. Почему-то даже на мгновение у нее не возникло сомнений, кто сейчас может быть здесь.
Все эти дни без него стали вечностью для Златы Полянской, а сам он — далеким и нереальным воспоминанием, которое следовало выбросить из головы. Но этот свет в окне вернул ей ощущение действительности и весь тот ужас, и боль, и обиду, которые она испытала, узнав правду. А ведь на самом деле прошло всего две недели. То, что случилось, для Дороша ничего не значило, это очевидно. Он снова здесь, наверняка не один, и конечно, не с женой, а о ней, о Злате Полянской, он уже и не вспоминает…
Девушка ничем не выдала своего смятения, но в маленький домик они не зашли. И у Руденок она плясала, пела и смеялась, как и во всех других хатах, только сердце холодело от отчаяния и тоски. Злата смеялась, а в глазах блестели слезы.
Коляды завершились у Тимофеевны, а потом, когда время перевалило за полночь и погасли фонари, Лешка отправился провожать Злату домой. Они оба были пьяными, но не так, чтобы уж совсем, когда и идти, и говорить трудно. А так, когда, отбросив все тревоги и печали, чувствуешь себя легко и свободно. Когда хочется смеяться и петь, совершать какие-то безрассудные поступки, когда всё, совершенно всё нипочем.
Они и смеялись, и даже пытались петь, правда, после всех сегодняшних выступлений, в которых Злата Полянская приняла участие, здесь, на морозе, от которого перехватывало дыхание, делать это было сложно и неразумно. Она чувствовала, что завтра вряд ли сможет говорить, но это ее не останавливало. Они скользили по дороге, укатанной и гладкой, как стекло, цепляясь друг за дружку, падали и поднимались. Потом еще стояли у калитки и, вспоминая особенно веселые моменты, смеялись от души.
Потом Лешка ушел, а вместе с ним и смех, и задор, и все бесшабашное веселье. Закрыв за собой входные двери, Злата сбросила тулуп
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
