диванчик, хоть она и упиралась. Заглянул в глаза просительно:
— Может, всё-таки лучше поплакать, рыбонька?
Нел потерянно посмотрела на него:
— Не получается!..
Домовой аж руками всплеснул:
— Экая невидаль, милая! Раз борешься, значит, справимся. Ты борись, борись! А я сейчас чайку тебе успокоительного… Расслабишься чуток, они и пробьются слёзы-то. И все дела! Ни риска для разумных. Ни тебе вреда никакого… Дал бы я тебе фрилл, как не дать бы! И проследил бы потом… Но с сотрясением же, милая, нельзя. Справимся мы. Справимся! Вот поплачешь чуток и будешь огурцом.
Домовой убалтывал её и сновал по своей каморке. Споро готовил тот самый чай. Налил здоровенную кружку. Вручил ей:
— Пей, милая!
Непонятно, что там было в том "чае", да только срубило Нел с него почти так же, как с гномьего самогона. И, да. Слёзы пробились на половине кружки. Допивала "чай" она уже тонко поскуливая. А потом и вовсе завыла. И поплакала вовсе не чуток, а хорошо так плакала. До той степени, что стала напоминать не огурец вовсе, а самый настоящий помидор. Красный, распухший, глянцевый.
Несчастный такой, потерянный помидор. Который и на белый свет смотреть-то не мог. Не потому, что глаза резало от слёз, а потому, что гадко было от мира этого. И от самой себя…
Илеевей молчал больше, не выпытывал ничего. Только что поддакивал иногда, да потчевал её всеми этими "ласточками", "рыбоньками", "кисоньками". Аугусто, хмурый, молчаливый и снова седой молча притулился сбоку от хозяйки. Снова он опростоволосился. Не уберёг. Во всех смыслах… Нужно было за помощью бежать, а не подпитывать её… Боялся он!.. Так боялся, что не вытянет она! Потому и подпитывал, пока сам не свалился там же. Элвин нашёл и выхаживал…
В какой-то момент, Илеевей насторожился. Тронул Нел за руку:
— Ищут тебя, рыбонька. Ты же с занятий ушла. И только после ранения. Вот и волнуются. И ищут…
Понятно было обоим, кто этот "Ищут". Нел сверкнула зелёным глазом. Прошипела почти:
— Спрячь меня, добрый мой друг… Спрячь, от греха! Иначе я этого "Ищута" пристукну, наверное. Не удержусь. А прокляну чем-нибудь, так точно!
Домовой обнял Киру. Зашептал:
— Всё, всё! Спрятал. Никто не найдёт. Никто! Никакой "Ищут" не придёт сюда… А ты тоже… Того… Держись! Держись, Нел! Нельзя тебе проклятия сейчас. Дурная ты… Нажелаешь этому дурню и сама потом платить станешь, не только он… Да, и не снимет никто проклятие твоё, милая. Не только потому, что магия вразнос. А и потому, что странная ты. И резерв твой странный… Такие, как ты, только раньше и рождались…
Нел отвлеклась от своих страданий. Всхлипнула:
— Знала я! Были, значит?
— Ох и были, милая… Редко, но бывали… Лютые ведьмы были! Сильные, как дормерцы. Свободные и коварные, как эльфы. Умные и хитрые, как ведающие, которые готовы идти до конца… Но справедливые, потому и беды не делали. Хранили мир, как и должны…
Посмотрел домовой на заплаканную девушку, улыбнулся ласково:
— А, пойдём-ка, лебёдушка моя, покажу убежище для тебя. Раз уж просыпаешься ты… Да, не бойся. Никто не увидит нас.
Собрались и пошли они… К их с Ильгой комнате. Только повернули чуть в сторону. Ткнулись в старинную массивную дверь без замка. Без ручки даже.
— Руку приложи-то, — приказал Илевей.
Нел положила руку. Дверь скрипнула недовольно и открылась.
Илевей расплылся в улыбке:
— Признала, значит!.. Ну, пойдём, в башню-то!
Они, и правда, поднялись в башню. Ту самую, что была почему-то пустой и не использовалась. Студенты думали, что она ветхая или ещё что. Чего бы иначе стояла заколоченная и с окнами пыльными? А оно вот как… Хозяйку ждала…
Илевей хлопнул в ладоши и вся пыль пропала. Большая комната, разделённая на зоны. Уютно. И полки с книгами!.. Только окна тусклые, пыльные. Домовой усмехнулся:
— Это я не в силах, милая. Она сама, башня-то… И ты не лезь мыть. Не поможет. Она сама, когда готова будет… Признала же…
И добавил:
— Ильгу предупреди, что появилось у тебя место для одиночества. Нужно оно такой, как ты. Чтобы не мешали думать и чувствовать… И привести сюда ты никого не сможешь…
А и хорошо, что не сможет! Устала она… Понимала теперь, почему у Гарды была башня, куда мало кому ход был. Нужно оно. Уединение…
— Ложись и спи, милая. Еду я тебе доставлю. До завтра будь тут. И потом прячься, как понадобится. Элвина и Ильгу я предупрежу…
Нел спала и не знала… Ничего не знала и не помнила… Как можно помнить что-то после такого… Любви он выдумал учить её, развратник! Как можно научить любви? Или есть она, или нету… А все эти телодвижения… Зачем они, если сердце молчит?..
Ей точно не нужны такие. И любовницей высокородного декана ей быть тоже не с руки. Пустой он. Одинокий. И одиночество своё хранит, как зеницу ока. Пусть хранит…
Домовой предупредил Ильгу. И ректора. Поэтому, когда бледный и взмыленный Лавиль прибежал к нему, чтобы он помог в поисках Нелли Тал, старый маг только развёл руками:
— Устала, девушка. Чего уж!.. Есть от чего устать!.. Домой отправилась. Но завтра к занятиям будет.
Смотрел на встрёпанного Дамиана, подняв брови. Пока до того не дошло, что его послали с его расспросами… Скажем так… вон. Дошло. Лавиль побледнел ещё сильнее, выскочил из кабинета ректора. Ещё и дверью грохнул напоследок. Такое себе "наше вам" получилось. А старик и не обиделся. Усмехался только…
Нел, и правда, обрела в академии тот самый "дом". Только своё место, любимое уже сейчас. Где так спокойно и хорошо спится…
* * *
Декана Лавиля подруги Нел и не называли терерь иначе, чем Ищут. Ильге кличка эта напоминала о ящерицах, которых она, признаться, боялась. У Алики и Айсы были ещё более жуткие ассоциации. Ящур — страшная, гибельная болезнь. Такая же, как и мерзкий маг.
Нел рассказала им. Без подробностей, не вдаваясь в собственные чувства. И не сразу. Неделю она пряталась. Бывала только
