продолжалась с переменным успехом. Франция чрезвычайно быстро оправилась от страшного поражения при Рамильи. Победа маршала Бервика при Альманце вернула Испанию Филиппу V. Вильяр одержал новые победы на Рейне; в то же время принц Евгений проник в Прованс, но был отброшен оттуда в Италию. Во Фландрии Мальборо рассчитывал воспользоваться своей победой, но его планы были расстроены искусством герцога Вандома и сопротивлением голландцев, начавших теперь склоняться в сторону мира. Однако во время кампании 1708 года Вандом, несмотря на превосходство его сил, был атакован и разбит при Уденарде, и хотя робость политиков Англии и Голландии помешала Мальборо проникнуть в глубь Франции, но он подчинил Лилль — сильнейшую из ее пограничных крепостей — на глазах у стотысячной армии, пришедшей к ней на выручку. Поражение и страшные бедствия Франции сломили, наконец, гордость Людовика XIV, и он предложил мир, уступая союзникам все то, за что они боролись. Он соглашался лишить своей помощи Филиппа V Испанского, отдать голландцам десять крепостей Фландрии, возвратить Империи все приобретения Франции со времен Вестфальского мира. Он обещал признать Анну, изгнать Претендента из своих владений и срыть укрепления Дюнкирхена, ненавистного англичанам как прибежище французских корсаров.
Мальборо считал теперь мир обеспеченным; но, несмотря на его советы, союзники и вигские министры Англии потребовали от Людовика XIV, чтобы он своими собственными войсками принудил внука отказаться от испанской короны. «Если я должен вести войну, — отвечал король, я скорее поведу ее против врагов, чем против своих детей». В полном отчаянии он обратился за помощью к Франции, и, несмотря на свое истощение, страна с восторгом отозвалась на его призыв. Это доказала кампания 1709 года. Страшная резня, известная под именем битвы при Мальплакте, обнаружила новое настроение французских солдат. Несмотря на голод, они в стремлении к бою бросали свои рационы, а по его окончании отступали такими сомкнутыми рядами, которых не могли прорвать никакие усилия Мальборо. Французы потеряли 12 тысяч человек, но захват их укрепленных линий стоил союзникам вдвое больших потерь. Отвращение к подобному кровопролитию усилило недовольство войной. Отказ от предложенных Людовиком XIV условий был несправедливо приписан желанию Мальборо затянуть войну, приносившую ему выгоды и власть.
Внезапно над вигами разразилась буря народного негодования. Повод к ней подача скучная и неуместная проповедь англиканского священника доктора Сэчверела, защищавшего в храме святого Павла учение о безусловном повиновении. Его смелость вызвала преследования, и, вопреки советам Мальборо и Сомерса, вигские министры решили обвинить его перед Палатой лордов. Процесс сразу получил характер крупного столкновения партий. Народ проявил горячее сочувствие к Сэчверелу и показал, какую ненависть возбудили против себя виги и война. На суде священника поддерживали самые выдающиеся сторонники англиканства, толпы народа сопровождали его в суд и обратно, улицы оглашались криками: «Церковь и доктор Сэчверел!» Пэры незначительным большинством признали проповедника виновным, но наложенное ими мягкое наказание, в сущности, было оправданием, и праздничные огни иллюминации приветствовали по всей стране это торжество тори.
Партия, которую виги стремились сокрушить, приобрела новую силу. Уход Харли и Сент-Джона из министерства дал тори более ловких и энергичных вождей, чем сторонники Высокой церкви, вышедшие в отставку в первые годы войны. Сент-Джон пустил в ход новое оружие политической борьбы, скоро давшее почувствовать свою силу. В «Обозревателе» и в ряде памфлетов и статей в газетах, последовавших за ним, юмор Прайора, злая ирония Свифта, блестящая софистика самого Сент-Джона изощрялись в высмеивании войны и ее руководителя. «Шесть миллионов субсидий и почти пятьдесят миллионов долга! — писал с горечью Свифт, — Высокие союзники разорили нас». Мальборо осмеивали и унижали, обвиняли в надменности, жестокости и властолюбии, в подкупности и жадности, выражали сомнения даже в его мужестве. Этот переворот в общественном мнении тотчас освободил Анну от угнетавшего ее ига, а между тем Харли своими интригами деятельно подкапывался под министерство. Виги знали, что союз герцога с ними был навязан ему только войной; их легко было убедить в том, что королева имеет в виду единственно унижение Мальборо, и они холодно отнеслись к отставке его зятя Сандерленда и сто друга Годольфина. Со своей стороны, герцог, надеясь на примирение с прежней старой партией, отнесся так же безразлично к отставке вигских министров и к назначению на их место торийского министерства с Харли и Сент-Джоном во главе.
Но тонкое предательство последнего затмило интриги Харли. Намереваясь лишить Мальборо командования, он поддерживал надежды герцога на примирение с тори, пока не выманил у него согласия на отставку его жены и обязательства поддерживать политику тори. Уверенность в примирении с ними побудила герцога согласиться на посылку войск, предназначавшихся для подкрепления его армии во Фландрии, в бесплодный поход против Канады, хотя это лишило его возможности выполнить задуманный им мастерский план вторжения в сердце Франции в начале 1711 года. Мальборо оказался не в состоянии даже дать сражение и ограничился захватом нескольких приморских городов. Сент-Джон тотчас воспользовался ничтожными результатами кампании как доводом в пользу заключения мира. Вопреки статье договора, обязывавшей членов Великой коалиции не вступать в отдельные переговоры с Францией, Сент-Джон, ставший уже лордом Болинброком, выдвинул мысль о тайном соглашении Англии с Францией. Из-за этих переговоров он и расстроил поход Мальборо. Когда раскрылось его вероломство, герцог понял, как жестоко его провели, и это заставило его порвать, наконец, с торийскими министрами. Он вернулся в Англию и побудил Палату лордов высказаться против задуманного мира; но поддержка общин, королевы и ненависть к войне народа дали Харли возможность преодолеть всякое сопротивление. В начале 1712 года вигское большинство Палаты лордов было сломлено назначением 12 торийских пэров. Мальборо был лишен командования, обвинен в казнокрадстве и признан виновным Палатой общин. Герцог немедленно удалился из Англии, и с его удалением исчезло всякое противодействие миру[8].
За бегством Мальборо последовало в 1713 году подписание в Утрехте договора между Францией, Англией и Голландией; покинутый своими союзниками, император должен был, наконец, заключить мир в Раштадте. Эти договоры оставляли нерешенной первоначальную задачу войны — помешать захвату Испании Бурбонским домом. Против опасности, которую он представлял для европейского равновесия, не было принято никаких мер, кроме постановления о том, что обе короны никогда не должны соединяться в одном лице и что Филипп V должен отказаться от всяких прав на наследование французского престола. В сущности, основами для этих договоров служили начала прежних договоров о разделе. Филипп V сохранял Испанию и Индию, но уступал свои владения в Италии и Нидерландах, вместе с островом Сардиния, эрцгерцогу Карлу VI, ставшему теперь императором, в возмещение его притязаний. В то
