Не принял он миня…
Автобус загомонил:
— Это почему не принял?
— Не по нраву пришлась. И пишшу от меня не ел.
— Разборчивый ворюга…
— Вы, Марья Ивановна, расскажите, как было. Забавно, право…
— А чо забавного? Не принимал, и все. До меня служительницей в вольере была Вика Сунцова. Помню я ее еще девчонкой. Недокормыш вроде. Не то что худая, тонюсенькая, как травинка. Личико — ну, наскрозь светится, такой бледности. А красива, чо врать-то? Глаза — по ложке, черные. Она и была служительницей у волков. Сарданка, у него ведь подружка была, Тайной звали, так вот он как увидит Вику, так и о Тайне своей забудет. Мечется, не знает, как свою любовь выказать. До чо дошло: Вика в вольер входила, как в свой дом.
Тут бы послушать, что еще расскажет Марья Ивановна о Сардане, да где там. Перебивая друг друга, экскурсанты пустились поскорее выложить каждый свое: кто что читал, кто слышал о волках, и меньше всего, кто сам наблюдал. Я сидел и досадовал, ведь то, что сказала о нем Марья Ивановна, начисто зачеркивало мое представление о волке, гордом и мудром. Где же правда?
В те северные места мне выдалось поехать лишь через несколько лет. Сосед по купе, видать, заядлый читальщик, сидел напротив, уткнувшись в книгу. Вот он распрямился, взглянул на меня, будто увидел впервые, и произнес:
— Наука, а читаешь, как роман…
— Разрешите? — попросил я.
«Запахи в жизни животных», — прочитал я. Автор П. П. Савельев. Стал листать и увлекся. Книга, написанная хорошим языком, содержала массу интересных подробных наблюдений как автора, так и многих других биологов. Все это было для меня вдвойне интересным, ведь я собирался навестить звероводческую ферму, встретить Сардана и, кто знает, может, и написать о нем. Мои товарищи, когда я им рассказывал о волке, в один голос говорили: «Пиши! Что за волчина! Чудо!» Вот и главка, посвященная Сардану, можно сказать, новелла, где кроме волка и автора книги действовали еще два героя — девушка Вика и мальчик Рома. Вика Сунцова по рассказам Марьи Ивановны мне уже была знакома. Жаль, что главка, все же выпадающая из общего стиля, была, очевидно сильно ужата и мало содержала конкретики. К тому же автор, взволнованный своим рассказом, то и дело сбивался на патетику, и это определенно наносило вред его новелле. Может, это было и не так, но и меня ведь тоже надо понять: так хотелось побольше узнать о Сардане, да не легенд, а живой правды.
Итак, вначале разыскать П. П. Савельева, а потом — к Сардану.
2
Институт охотничьего хозяйства размещен в здании бывшей школы. Были времена «приближения науки к производству», кто их не помнит. Институт выселили из Подмосковья сюда, и для него другого подходящего места не было. Идешь по длинным коридорам, глядишь на двери слева и справа и ждешь: вот-вот распахнутся они и вывалится из классов детская орава. Но нет, тихо за дверями.
Петр Петрович, человек уже в летах, сухопарый, с узким худым лицом, внимательно разглядывал меня сквозь очки, пока мы знакомились. В одежде и манерах он скромен, в речи нетороплив, но быстро увлекается, и слова его сразу окрашиваются волнением. И я вспомнил: как это похоже на стиль, каким написана новелла о Сардане. Вначале, мне показалось, он с интересом отнесся ко мне. Я понял, что ему хочется поделиться о работе над докторской диссертацией, которую он недавно защитил. Но я спросил его о волке, и он, видимо не ожидавший этого, как-то сник и отвернулся. Позднее я понял, что он за эту минуту молчания заново остро пережил целый кусок своей жизни, связанной с Сарданом, и это до сих пор волновало его.
— Сарданок… Да, я его увидел, когда его еще никаким именем не пометили, — начал Петр Петрович, все еще с грустью глядя в сторону. — Комок мохнатой шерсти. Но лоб — знатный. Ну, думаю, вырастет зверина. Схватил мой палец да так присосал, что я едва отнял. Таких, что крепко хватают за сосок, матери любят, лелеют их: прожорлив — значит, будет сильный, настоящий. А тех, которые сосут плохо, волчицы сами убивают. Зверье бережет род.
Я слушал Савельева и не верил, что мне так повезло. Правда, к радости сразу же примешалась горчинка: «Почему «знал», а не «знаю»? Это больно кольнуло: «Что с Сарданом?» Но тут же сам себя успокоил: «А, обычная фраза, так и так можно сказать».
— Почему такую кличку ему дали? — не удержался я.
— Местность такая тут есть, — ответил Петр Петрович, помолчал, кажется, недовольный тем, что его прервали. — Река Сарданка. Сарданская гора. Поскотина, поля — все одного имени. И две деревни были по увалу: Большой Сардан, Малый Сардан. Ни того, ни другого нет теперь. Позабыты. А земля — помнит. В сарданском урочище и отыскали егеря волчье логово.
— А что оно означает, это слово?
— Кто знает… В названиях старых деревень и сел много отсебятины. А тут разные народности жили. В слове улавливается обозначение камня. Между прочим, там есть каменная гора. Сложена из мелких-мелких плиток. Взглянешь — в глазах рябит. Так что Сардан, пожалуй, каменный, сильный.
— Удачно для характера волка, — заметил я.
— Как сказать. — И Петр Петрович с оттенком легкой гордости сообщил, что Сардан попал в руки его сына Ромки, и первый, кого увидел звереныш, был вихрастый мальчишка, а не огромная и могучая своей звериной силой мать-волчица, суровая даже в игре и непреклонная и беспощадная в науке жизни. Волчонок не видел мать и потому легко, непринужденно привык к человеку, рос ручным. Из своих сородичей он знал лишь свою подружку, красивую и покладистую Тайну. Сам же с первого момента, как увидел свет, проявлял характер упрямый, настырный. Нет, пожалуй, еще раньше он показал себя — когда засосал и долго не отпускал палец Савельева. Куда труднее приручать зверят, знавших своих родителей.
Савельев много лет работал над темой: передача и получение информации о мире животных, «язык» запахов, химическая ориентация и сигнализация млекопитающих. Кто не задумывался над тем, как птицы находят свои прошлогодние гнездовья? Кошка, увезенная за сотню километров, возвращается к своему дому. А был случай, когда серебристо-черная лиса, сбежавшая из поезда во время перевозки, вернулась на свою прежнюю ферму, преодолев тысячу километров.
Кроме пространственной ориентации существует запаховая. Звери оставляют метки на предметах, на поверхности земли — следы с их запахом. Для других представителей животного мира — это информация, необходимая для ориентации: кто тут был и кто тут есть? Друзья или враги? «Запаховый компас» — это и ориентир любви, и гарант порядка на определенной территории, и сигнал
