мне давно известно, что в моей розовой беседке произошло что-то зловещее. Поверьте, после того, что мы пережили этой ночью, глупо со мной церемониться… Я видела такое, о чем вы даже не подозреваете! Так что случилось в моем доме?
– Бедде не случайно так плохо, – уклончиво начала Хульда.
Проговорив это, она поняла, что у нее не хватит сил на подробное описание событий прошлой ночи. Однако, взглянув в испуганное лицо Гортензии, попыталась взять себя в руки.
– Сначала все было спокойно, – продолжила она. – Но когда вы ушли, часа через два-три мы увидели из окна кухни, что от розовой беседки исходит странное голубоватое свечение. Я очень испугалась, а наша храбрая Бедда решила выйти в сад и посмотреть, в чем дело. И я пошла за ней, потому что тот бледный свет притягивал нас, как пламя свечи – мотыльков. Наверное, это сложно представить, надо видеть самим… Облако тумана мерцало, будто тысяча ледяных кристаллов, это было жутко и прекрасно одновременно.
Четверо квенделей, бродивших в ночи, многозначительно переглянулись.
Голос Хульды дрогнул.
– Да, вот и мы обожглись, как мотыльки, не поняв, какой страшной опасности подвергались… Но кто мог предвидеть, что мы наткнемся на такой ужас в твоем прекрасном саду!
Она вздрогнула и замолчала.
Гортензия заметила, как глаза Хульды наполняются слезами, и потому подавила нетерпение и растущее беспокойство, решив не задавать пока вопросов. Как бы то ни было, стоило выяснить, как на самом деле обстоят дела в доме. Еще несколько шагов, и она окажется перед садовой калиткой.
Словно угадав ее мысли, Квирин Портулак загородил ей дорогу.
– Что с тобой, Квирин? – От волнения голос Гортензии прозвучал более резко, чем предполагалось. – Клянусь громовым грибом, я сейчас же отправлюсь домой, и никто мне не помешает!
Гизил Моттифорд встал с ней рядом, намекая, что не нужно идти туда одной.
– Позвольте мне сначала кое-что вам сказать, – мягко начал Квирин.
Но не ему было суждено отговорить Гортензию от ее замысла. На нее не повлиял даже мучительный стон Бедды, которая, откинувшись на колени Одилия, становилась все бледнее, словно перед очередным обмороком.
Старик Пфиффер под обеспокоенными взглядами Карл-мана и Звентибольда отодвинул воротник платья, открыв правое плечо Бедды. Большой бурый кровоподтек выглядел очень пугающе, поэтому Одилий осторожно наклонил Бедду вперед, чтобы осмотреть ее спину. Квендели вздрогнули от ужаса, а Биттерлинг громко вскрикнул, увидев на коже страшный след от когтей.
– Неужели мама умрет? – печально сморщившись, спросил Карлман у Одилия.
Он о многом успел подумать за эту ночь, убегая от волков и призраков, но и представить не мог, что мать пострадает, дожидаясь его, в доме Гортензии. Как странно, что на нее напали посреди родной деревни, а он, который дошел до опушки Сумрачного леса, прятался от волчьей стаи и едва не потерялся в подземном лабиринте, отделался несколькими мелкими царапинами и дырами на одежде. И будто словами можно было отвести беду, Карлман заставил себя еще раз спросить:
– Выглядит просто ужасно… Одилий, это ее убьет?
– Тс-с! – только и ответил тот, покачав головой, словно опасался, что Бедда, несмотря на свое состояние, услышит их разговор.
А Гортензия так и стояла перед Квирином Портулаком, и Гизил замер рядом с ней.
И тут от деревенской площади до них донесся резкий шум и голоса собравшихся у липы квенделей. Раздались испуганные крики, но понять, о чем речь, не получалось. Гортензия и Моттифорд обернулись, Одилий вскинул голову, а Карл-ман вскочил на ноги. Все напряженно вслушивались, гадая, почему опять поднялась суматоха.
Те квендели, что оставались в переулке, отступили в сторону, к заборам, вместе с тем вытягивая шеи, чтобы не пропустить вестей. Кажется, происходило что-то необычное и, по всей видимости, с липой, потому что вскоре жители Зеленого Лога стали медленно отступать с площади на соседние улицы.
Карлман проворно, будто белка, вскарабкался на орешник и встал на забор. Крепко держась за ветки куста, он лихо развернулся и посмотрел на площадь.
– Что-то не так с липой! – крикнул сверху молодой квендель. – Рядом с деревом осталось всего несколько квенделей. У одного из них с собой лопата, и они, похоже, раздумывают, что делать. Остальные сгрудились по краям площади, держатся в стороне.
– Скажи мне, с деревом ничего не происходит? – спросил Одилий, который явно был не прочь увидеть все своими глазами.
Карлман напряженно вгляделся вдаль.
– Нет. Отсюда кажется, что все как раньше. Нужно подойти поближе…
Вдруг к квенделям, собравшимся у сада трактирщика, выбежала откуда-то Розина Изенбарт. Она бросилась в объятия Гунтрама и закричала срывающимся голосом:
– Ох, святые пустотелые трюфели! Внутри этого ужасного дерева что-то движется! Сначала глубоко под ним затрещало, точно в недрах земли. Я услышала это очень отчетливо, ведь как раз схватила одного из близнецов Портулаков и собиралась отвести его обратно к Эве. И вдруг все бросились бежать, потому что кому-то показалось, будто дерево вот-вот рухнет! Мальчик опять убежал, потерялся в толпе… Потом закричали те, кто остался возле липы. Кажется, среди них был егерь Лаурих из Краппа… Елки-поганки, они говорят, дерево гудит так, словно внутри него бушует буря! О, Гунтрам, Квирин! Я не знаю, куда ушла Эва с детьми, а между тем липа вот-вот упадет и раздавит толстыми ветвями всех, кто рядом!
Не проронив ни слова, Квирин обогнул Изенбартов, сорвался с места и побежал на площадь. В развевающейся ночной рубашке он напоминал огромного буревестника, который погружается с распростертыми крыльями в бурлящее море. Гизил Моттифорд, воспользовавшись случаем, помчался следом, коротко бросив через плечо:
– Ждите здесь!
Никто из них не заметил отсутствия Лауриха. А между тем егерь, обдумав странные вести, услышанные сначала от Томса о липе в Зеленом Логе, а потом от Гизила о клене на берегу Сверлянки, решил сам разобраться, почему крепкие деревья ночью упали ни с того ни с сего.
Гортензия же подумала, что состояние липы волнует ее гораздо меньше, чем состояние дома. Однако тут до них снова донеслись громкие крики, как будто кто-то сильно испугался и хотел предупредить остальных.
Карлман вдруг крикнул, от волнения чуть не свалившись с забора:
– С липой что-то происходит! От нее все отпрыгнули и смотрят… Я вижу Лауриха, а теперь еще и Гизила Моттифорда! А вон Квирин Портулак в своей заметной ночной рубашке, он отгоняет всех, кто пытается к нему подойти!
Его слова были встречены недоверчивым шепотом, который разносился все дальше, как затухающее эхо.
– Святые пустотелые трюфели! Теперь от ствола поднимается что-то вроде дыма или тумана… Оно тянется из темных глубин, будто под старой липой
