– Вот как? – спросила я язвительно, хотя не могла бысказать, что ответ был неожиданным.
– Вот так, – ответил он с той же интонацией, которуюстранно было от него слышать. – Так что сидите, где вас посадят, и держите языкза зубами.
Чувствуя, как горит лицо, я повернулась к нему, чуть некасаясь коленями его бедра.
– Послушайте, что я вам скажу, мистер Каламак, –заговорила я резко. – Квен мне платит хорошие деньги, чтобы охранять вашудрагоценную персону, так что не выходите никуда без меня из комнаты и незагораживайте от меня плохих парней в случае чего. Это ясно?
Джонатан резко свернул на парковку, и мне пришлось уперетьсярукой, когда он резко дал по тормозам. Трент смотрел на него, и я увидела, какони встретились взглядами в зеркале заднего вида. Все еще злясь, я посмотреланаружу и увидела мерзкие снежные сугробы добрых шести футов высотой. Мыприехали к берегу реки, и у меня плечи напряглись при виде плавучего казино,слегка дымящего трубами. Плавучее казино Саладана? Опять?
Я вернулась мыслями к той ночи с Кистеном… тот человек всмокинге, который учил меня играть в крепе. Черт побери… «– А вообще-то вызнаете, как выглядит этот Саладан? – спросила я. – Он колдун?
Наверное, именно нерешительность в моем голосе привлеклавнимание Трента, и пока Джонатан парковался на стоянке, отведенной для машинтакой длины, он пристально на меня посмотрел.
– Он колдун, лей-линейщик. Черные волосы, черные глаза,моего возраста. А что? Вы волнуетесь? Это правильно. Он выше вас поквалификации.
– Нет. – Крепко я влипла. Или лучше сказать – крепсово?Ухватив сумочку, я снова откинулась на сиденье. Джонатан открыл дверцу и Трентвышел с изяществом, явно отработанным практикой. Вместо него в машину ворвалсяхолодный ветер, и я подумала, как это Трент вот так стоит, будто сейчас лето. Уменя было такое чувство, что с Саладаном я уже знакома. Идиотка! – выругала ясебя. Но показать Ли, что он не запугал меня неудавшимися черными чарами – этамысль грела.
Начиная уже предвкушать эту встречу, я подвинулась коткрытой дверце и дернулась обратно, когда Джонатан захлопнул ее у меня передносом.
– Эй! – крикнула я, и от прилива адреналина даже головазаболела.
Дверца открылась; Джонатан ехидно и довольно скалился.
– Пардон, мэм, – сказал он.
Рядом с ним стоял Трент с таким видом, будто ему уже этонадоело. Закутавшись в чужую шаль, я вышла, глядя в упор на Джонатана.
– Да ладно, Джон, не переживай. Что с тебя, дурака,возьмешь?
Трент наклонил голову, пряча улыбку. Я поддернула шаль выше,проверила, что энергия лей-линии хранится там, где ей положено, взяла Трентапод руку, чтобы он помог мне подняться по обледенелому пандусу. Он напрягся,чтобы высвободиться, и я взяла его за руку свободной рукой, зажав между намисумочку. На улице было холодно, я хотела поскорее попасть в помещение.
– Я из-за тебя на каблуках, – тихо сказала я. – Самоеменьшее, что ты можешь для меня сделать – помочь не сесть на задницу. Или тыменя боишься?
Трент промолчал, но вся его поза выражала вынужденноесогласие, пока мы шаг за шагом шли через парковку. Он обернулся через плечо наДжонатана, показал, что тому следует остаться у машины, и я лицемерноулыбнулась недовольному верзиле, изобразив на прощание пальцами клыкастыйвоздушный поцелуй в стиле Эрики. Уже совсем стемнело, и ветер заметал мнеснегом ноги – голые, если не считать нейлоновых чулок. И чего я не настояла натом, чтобы и пальто одолжить? Толку от этой шали. И еще она сиренью воняет, асирень я терпеть не могу.
– Тебе не холодно? – спросила я, видя, что Трентутепло, как в июле.
– Нет, – ответил он, и я вспомнила, как Керн так жеспокойно шла по снегу босиком.
– Наверное, эльфийское свойство, – буркнула я, и онусмехнулся.
– Ага, – ответил он, и я удивленно глянула на него,услышав из его уст подобное просторечие.
Глаза у него искрились весельем. Я посмотрела на манящийпандус.
– А я промерзла уже, – пробурчала я. – Нельзя ли чутьприбавить ходу?
Он ускорил шаг, но я все равно дрожала, когда мы добралисьдо входной двери. Трент предупредительно ее придержал, пропуская меня вперед.Отпустив его руку, я вошла, обхватывая себя за локти, чтобы согреться. Швейцаруя коротко улыбнулась и в ответ получила непроницаемый взгляд стоика. Сбросившаль, я двумя пальцами протянула ее гардеробщику, подумав, а не удастся ли мнеее здесь оставить – разумеется, чисто случайно.
– Мистер Каламак и миз Морган, – сказал Трент, не глянувна книгу записи гостей. – Нас ждут.
– Да, сэр. – Швейцар махнул кому-то, чтобы его сменилиу дверей. – Сюда, пожалуйста.
Трент предложил мне руку. Я замялась, пытаясь прочестьчто-нибудь по его лицу, но не прочла. Когда мои пальцы коснулись его кисти, ясделала сознательное усилие сохранить уровень линейной энергии, ощутив легкуютягу из моего ци.
– Уже лучше, – сказал он, оглядывая ищущим взглядомлюдный игровой зал. – Ваше умение растет на глазах, миз Морган.
– Заткнись, Трент, – ответила я, улыбаясь навстречуустремившимся к нам взглядам.
Рука Трента была теплой под моими пальцами, и чувствовала ясебя принцессой. Шум вдруг затих, и когда разговоры возобновились, в нихЗазвучало возбуждение, которое не могло быть связано только с игрой.
Было тепло, в воздухе стоял приятный аромат. Диск, висящийнад центром зала, был спокоен, но я себе представила, что увидела бы, если быпотрудилась включить второе зрение: он бы пульсировал мерзкими черными икрасными сполохами.
Я глянула на свое отражение – посмотреть, правильно ли ведутсебя волосы, укрощенные проволокой и спреями стилиста. Еще я порадовалась, чтофонарь у меня под глазом скрыт обычной косметикой. Потом посмотрела еще раз.
Черт побери! – подумала я, замедляя шаг.
Вид у нас с Трентом был фантастический – ничегоудивительного, что на нас глядели. Он – аккуратен и любезен, да и я элегантна вэтом чужом платье, с убранными с шеи волосами, связанными золотой проволокой.Оба мы держались уверенно, оба улыбались. Но как раз когда я подумала, что мывыглядим идеальной парой, до меня дошло, что хотя мы вместе, каждый из нас сампо себе. Сила каждого из нас не зависела от силы другого, и хотя это было самопо себе неплохо, парой оно нас не делало. Мы просто стояли рядом и хорошосмотрелись.
– Что такое? – спросил Трент, пропуская меня вперед налестницу. – Нет, ничего.
Подобрав разрезную юбку, насколько мне это удалось, язашагала вслед за швейцаром по устланным ковром ступеням. Шум голосов играющихстал тише, превратился в фоновое гудение где-то на краю сознания. Спроснувшейся радостью мне вдруг захотелось оказаться там, внизу, чувствуя, какколотится сердце, когда все ждут, затаив дыхание, что выпадет на костях.
