днях декабря, и она не отказала сенатору в просьбе. Напишет ли он что-то в будущем или это просто предлог, чтобы прийти к Марции и любоваться ею? Она не знала, да и не хотела знать. Кассий Дион был очень приятный молодой сенатор, и, если бы он претендовал на выдающиеся посты в империи, она, пожалуй, и стала бы его любовницей. Но Дидий Юлиан лишил его даже преторской должности, назначенной Пертинаксом. Зачем он ей? И все-таки Марции хотелось предстать на страницах будущей книги Диона в хорошем свете, поэтому она решила до поры до времени привечать молодого сенатора и даже немного дразнить возможностью близости.
Дион ушел. Вечером обещали прийти оба консула-суффекта и с ними еще несколько сенаторов. Марк Силий Мессала хотел принести какую-то удивительно красивую, многоцветную птицу, которую ему доставили из Индии, и подарить Марции. Большой черный кот запрыгнул к ней на колени и улегся. Вчера он сожрал последнего павлина в ее доме и теперь, по-видимому, раздумывал, на кого бы еще начать охоту, внимательно оглядывая с колен хозяйки все углы атриума. Она подумала, что надо подвесить клетку с диковинной птицей под самый потолок, иначе от нее быстро останутся только перья. Марция погладила кота, вспомнив, как гладила волосы Марка Квинтиллиана, когда он клал голову ей на колени.
Бюст трибуна стоял на невысокой мраморной колонне в центре атриума. Ежедневно рядом с ним рабы меняли вазы с цветами и сжигали фимиам.
Марция крикнула раба-номенкатора и спросила, какие новости сегодня в городе, знает ли он что-то интересное. Раб ответил, что утром у амфитеатра Флавиев он слышал о возвращении из-под Равенны разбитых преторианцев.
– Если бы мой Марк вел гвардию, то он не допустил бы бегства, – задумчиво произнесла Марция. – Они либо все погибли бы, либо победили.
Марция отпустила раба, задумавшись, что сейчас будет делать Дидий Юлиан, окончательно убедившись в том, что ему не на кого больше опереться. Скорее бы уже к Риму прибыл Септимий Север, она бы первая вышла его встречать.
Вдруг она услышала какой-то удар и стон. Поднявшись из кресла и взяв кота на руки, она пошла посмотреть, что случилось. В узком коридоре, между вестибулем и атриумом лежал с перерезанным горлом раб-номенклатор. Он еще дышал и пытался поднять руку и указать на того, кто его убил.
Но Марция и сама увидела. Из-за шкафа выступил центурион Аквилий. С ножа в его руке капала кровь.
– Прости меня, госпожа Марция! Но у меня такая служба, – сказал центурион, приближаясь.
Марция оцепенела от ужаса и с силой прижала кота к груди.
– Я тоже не думал, что когда-нибудь мне придется прийти к тебе не за тем, чтобы поприветствовать, как в былые дни при императоре Коммоде.
– Не подходи! – воскликнула Марция и отступила на пару шагов назад. – Ты убил Эмилия Лета, он заслужил смерть. Я награжу тебя за это, но ты должен уйти.
– Я не беру денег просто так, госпожа, – вкрадчиво продолжал Аквилий, медленно подступая к ней. – Я только выполняю приказы.
– Тогда я приказываю тебе уйти и больше никогда не появляться! – сказала Марция, и голос ее дрогнул, слезы отчаяния потекли по щекам.
– Сожалею, но я подчиняюсь только императору, а Дидий Юлиан велел мне убить тебя.
– За что? – Марция отступила к имплювию – маленькому бассейну для сбора дождевой воды в середине атриума. – Я ничего ему не сделала!
– Ты изменница, госпожа! Ну да мне все равно, в чем император тебя обвиняет. Я не обсуждаю приказы.
– На помощь! – закричала Марция.
Но прежде, чем кто-то из рабов появился в атриуме, центурион Аквилий, словно коршун, напал на свою жертву одним резким броском. Он ударил Марцию ножом в грудь, ранив кота, который сначала отпрыгнул, а затем, шипя, отважно вцепился в ногу убийцы. Не обращая внимания на укусы кота, слезы и крики Марции, Аквилий нанес ей еще один удар рядом с сердцем. Видя, что дело сделано и после таких ран не выжить, центурион быстро побежал к выходу, попутно зарезав двух рабов, спешащих на помощь госпоже.
Но в дверях он столкнулся с атлетом Нарциссом, приглашенным Марцией, чтобы он развлек сегодняшних гостей. Аквилий замахнулся и на него, намереваясь не оставлять свидетелей. Но Нарцисс был всегда начеку – иначе он не мог бы постоянно побеждать на арене. Атлет перехватил руку убийцы, выкрутил ее и сломал в запястье, затем он поволок брыкающегося и сквернословящего центуриона обратно в дом.
Увидев убитых рабов и Марцию, лежащую в крови, Нарцисс побледнел. Его взгляд стал страшным. Ни один человек так не был предан Марции, как Нарцисс, разве что Квинтиллиан, но преторианец любил ее, а атлет почитал как свою госпожу.
Аквилий сопротивлялся, пытался выхватить у Нарцисса кинжал, который тот носил на поясе, но атлет просто сломал ему вторую руку в запястье. Потом, вне себя от злости, Нарцисс выдавил центуриону оба глаза и ударом о мраморный пол раскроил голову.
Марция еле дышала. Кровь залила всю ее прекрасную грудь, живот, пол под ней. Нарцисс поднял ее на руки, не зная, куда отнести и как помочь.
Лицо Марции стало белым, с каждой секундой жизнь покидала ее.
– Отнеси к нему, – услышал атлет ее тихий голос, и палец указал ему на бюст Марка Квинтиллиана.
Нарцисс поднес Марцию к бюсту, и она, собрав последние силы, подняла руку и положила ее на голову трибуна, смотрящего каменными глазами в вечность.
С убийством Эмилия Лета и Марции лучше Дидию Юлиану не стало. Хотя теперь никто не слал Септимию Северу писем с подробным описанием настроения римских умов, и кружок тех недовольных режимом, кто собирался в доме Марции, распался – все опасались мести императора. Однако усмерение внутреннего врага не могло решить проблемы внешней. Легионы Севера медленно двигались к Риму, собирая по всей северной Италии своих сторонников.
Обсудив создавшееся положение с префектами претория, префектом Рима, командирами городских когорт и сингуляриев, Юлиан принял решение дать бой мятежнику под стенами Рима. На помощь он вызвал единственное боеспособное подразделение, оставшееся ему верным за пределами города – моряков Мезенского флота. А для усиления армии опытными бойцами, вызвал в Рим капуанских гладиаторов. Против конницы Дидий Юлиан решил использовать слонов, находящихся в Риме для торжественных процессий.
Преторианцев и моряков император послал рыть укрепления перед городом – рвы, валы, чтобы встретить легионеров по всем правилам воинской науки. Городские когорты усиленно патрулировали римские кварталы, в которых при приближении Севера усилились мятежные настроения. Императора, опасавшегося покушения на себя со стороны лазутчиков, сингулярии теперь не
